СМЕНА ЭПОХ: ОЧЕРК ФОРМИРОВАНИЯ РИМСКО-ВИЗАНТИЙСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА

СМЕНА ЭПОХ:

ОЧЕРК ФОРМИРОВАНИЯ РИМСКО-ВИЗАНТИЙСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА (IIIVI ВЕКА)

ВИКТОР МЕЛЬНИК (Киев, Украина)*

Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко

Опись для цитирований: Мельник В. М. Смена эпох: очерк формирования римско-византийской доктрины международного права (III-VI века). Аннали юридичної історії. Том 2. Номер 1-2. Січень-червень 2018. Випуск «Історія та географія середньовічного права». С. 63-108.

Международное право является отраслью юриспруденции, регулирующей любые отношения, возникающие между государствами[1]. Как и любая другая отрасль права, международное право обладает высокой степенью системности нормативного регулирования. Поскольку моральные правила действуют посредством разграничения нормы и патологии в общественной жизнедеятельности человека, но (в отличие от правовых норм) не имеют полноценного санкционно-насильственного влияния на конкретного человека, то именно юриспруденция призвана использовать все доступные средства для организации системного труда и безопасного быта человека. Вот почему для юриспруденции, выступающей самым деятельным методом организации человеческого бытия, важен процесс построения и успешного функционирования государства, в рамках которого человек как гражданин подвержен влянию и контролю со стороны государственного аппарата.

Православный философ Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944), претерпевший многие невзгоды, прошедший трудный путь «от марксизма – к идеализму», отметил: «есть только одно средство коренной реформы – это именно организация труда»[2]. Профессионально занимаясь политической экономией, но также оставаясь юристом по образованию, Сергей Булгаков обращал внимание своего читателя на то, что любой общественный кризис невозможно разрешить «паллиативами, какими-либо волшебными пилюлями»[3]. Все социальные проблемы обычно исходят из проблем экономических. Даже в случае с ухудшением климата, человек страдает из-за трансформации экономической структуры отношений[4]. Имея «за спиной» обширную библиографию данного вопроса [5], позволим себе утверждать, что только организованный труд способен обеспечить цивилизованное, моральное и, соответственно, религиозное существование человека. Лишь организованный труд способен дать человеку реализацию, навыки и умение, приносящие пользу окружающей среде и родным людям. Благодаря организации труда формируются успешные семьи – первичные социальные группы, вне которых человек не может существовать биологически, но, также исчезает социально. Организованность собственной трудовой и семейной жизни делает из индивида личность. Личность, эволюционируя, становится способной к иным формам социально-культурной жизни, тратит энергию на поиски и реализацию дополнительных смыслов. В процессе объединения личностей (на самом деле, в процессе объединения трудовых коллективов и семей) возникает государство – политический институт для коллективной защиты, выработанной конкретным обществом организационной формы труда. Взаимная коммуникация (1-й фактор), перераспределение ресурсов (2-й фактор), появление налогов (3-й фактор) создают государственность. Если географические условия позволяют и три указанных фактора интегрируются, появляется особая культура, способствующая сплочению разноплеменного населения. Государство становится успешным и с минимальными культурными потерями проходит сквозь жернова исторического процесса.

Государственная организация нуждается в юриспруденции, так как право регламентирует в жизни все, что может быть нарушено отдельным человеком или группой лиц из-за несовершенства человеческой природы. Право есть механизм государственной жизни. Право не позволяет человеку чувствовать себя ответственным за преступление только перед собственной совестью, оно приводит его к общественному осуждению путем демонстративного наказания. Таким образом, оно охраняет устои общества – устои организации труда. Государство контролирует социум посредством нормативно-правовых актов и направляет индивидуальную энергию в соответствующее русло. Следовательно, государство системно. Оно представляет собой если и не единственно возможную систему, то, по крайней мере, единственный успешный метод организации человеческой жизни. Даже самые ярые противники этатизма[6] и политизации социальных/гуманитарных наук не смогут это отрицать. Нет примеров успешной организации труда человеческих коллективов вне государства [7]. Нет примеров успешного развития и экспансии определенного типа культуры вне государственной поддержки. В конце концов, нет примера успешного сопротивления общины врагам без государственной организации. Мы должны учитывать, что изучение государства само по себе ценно для исторической науки.

Напомним собственное определение. Международное право регулирует общественные отношения, возникающие в сфере взимодействия отдельных самоорганизующихся систем. Оно также имеет процессуальный характер, поскольку характеризуется непрерывным развитием и постоянным обновлением в соответствии с интеллектуальными вызовами и политическими требованиями конкретной эпохи[8]. Государство не может заниматься организацией человеческой жизни[9] бессистемно. Хаос в государственном управлении свидетельствует о наличии социальной патологии – явного отклонения от нормы бытия человека. Для собственного блага, даже для психологического комфорта, человек нуждается в организованности. Если государство не предоставляет ему четкой организованности жизни – оно не выполняет своих функций (безусловной частью такой четкой организованности жизни должна быть справедливость). Такое государство не является государством или же является таковым только на бумаге (такие формы патологии изучает политологическая теория failed state[10]).

Государство как системная сила, в процессе эволюции, способно к самоорганизации. Это значит, что государственная организация воспроизводится за счет аксиологического восприятия человеческими массами. Аксиология – философское учение о ценностях. Успешно организуя труд и регламентируя быт человека, государство является ценностью социума. Человеческие коллективы чувствуют внутреннюю потребность в активном государственном аппарате[11]. Вот почему мы предлагаем считать государства системами самоорганизующимися, а самоорганизацию вообще высшей формой любой организации.

Государство, как и любая система, подвержено эволюции – развитию. Это мы подразумеваем, говоря о процессуальном характере, как относительно государства, так и относительно любой отрасли права. Государство никогда не стоит не месте, обновляясь технически и идеологически, в соответствии с запросами времени. Время – категория физическая, естественная. Отрицать её невозможно. Развиваясь во времени, каждое государство подобно отдельному человеку, последовательно переживает определенные события[12], составляющие историю. Каждый человек имеет свою историю, любая семья имеет свою историю, любое государство располагает собственной историей. Задача истории международного права – исследовать отношения между государствами. Однако, в отличие от предмета истории международных отношений, специфика истории международного права состоит в изучении нормативно-правовых актов и юридических практик.

Каждая отрасль юриспруденции базируется на государстве, исходит от государства и существует для государства. История юриспруденции, независимо от воли ученого, всегда превращается в исследование определенной сферы государства, государственности, государственного управления. В случае с историей международного права, все обстоит ещё серьезней. Для успешного историко-юридического понимания международного права необходимо настолько же успешное историко-юридическое понимание государства. Мы имеем в виду не простую теорию государства и права, столь примитивизированную в учебных программах высших учебных заведений, а настоящую процессуальность государства, проявляющуюся перманентно как историзм данного явления.

Описывая историзм понятия «государство», укажем факторы, его определяющие:

1) Понимание всех вещей на свете постоянно изменяется, трансформируются взгляды человека на окружающие предметы сообразно культурному и технологическому развитию. Незыблемыми остаются только фундаментальные ценности человека, определяющие его бытие в природе (например, религиозность, как единственно возможная форма истинно интеллектуального самопостижения, как связь с Богом).

2) Человеческая психология устроена таким образом, что индивид всегда ищет новое, человек по своей внутренней природе устроен как исследователь (окружающей среды, природных явлений, методов обустройства своего жилища и т. д.). Человеку свойственно смотреть на все вещи так, как ему это удобно, в связи со степенью личного интеллектуального, культурного, социального развития. Порой он смотрит иначе, нежели предки, даже на некоторые незыблемые ценности (например, на религиозность), что не меняет незыблемости фундаментальных ценностей, но может трансформировать некоторые социально-психологические формы отношения к ним. К примеру, государство, независимо от того, является оно незыблемой ценностью человечества или не является, изменяет свою форму зависимо от социального отношения к себе. Природа так устроена, что любая вещь может оказаться лишь тем, что мы видим и как мы её используем. Не станем же мы утверждать, что существует абсолютная гарантия истинного понимания нами природы! Такая гарантия никогда не появится, несмотря на все очевидные и гениальные успехи математических или естественных наук.

3) Изменение форм и практик государственного управления всегда происходит в процессе трансформации понимания людьми государства и государственности[13]. Назовем это юридическим конструктивизмом – право и государство являются лишь тем, чем их внутренне считают люди. Если граждане считают свое государство неудачным, оно таковым и является. Государство, как самоорганизующаяся социальная система, способно самостоятельно конструировать реальность. Плохое управление приводит к обесцениванию государства в глазах объектов влияния – граждан. Хорошее управление наоборот вызывает возрастание патриотических чувств[14].

Такое понимание историзма понятия «государство» пересекается с инструментальной и конструктивистской теориями этноса, согласно которым человек является по-национальности тем, кем он себя ощущает[15]. Этнологи и социологи часто говорят о том, что общество есть продукт воображения (существует даже термин «воображаемое общество»). Государство точно так же является воображаемым, будучи продуктом нашего понимания и осмысления[16]. Логика исторического процесса заставляет нас принять этот тезис, поскольку смена форм и практик государства во всех случаях осуществлялась в виде реакции на изменение социальной психологии масс.

Итак: государство – результат социального воображения. Когда изменяется социальное воображение, реагируя на определенные климатические, хозяйственные, иные события, изменяется государство. При этом, оно остается незыблемой ценностью для столпов социального (то есть, системного и организованного) человеческого бытия – организации труда и семейной жизни. Не меняясь ценностно, государство, как понятие, претерпевает технические трансформации[17]. Вместе с этим, для историко-юридического исследования неправильно характеризовать или оценивать государства прошлого современными мерками. Государства нашего времени – только следствие исторического развития. Пытаясь найти в истории, интересующей нас, Византийской империи все необходимые черты государственности из современного учебника по теории государства и права, мы приходим в тупик. Как интересна и пространна теория государственности в современном мире, так же интересна и пространна была теория государственности в древности и средние века! Люди иначе «воображали» себя, иначе «воображали» государство. Для того, чтобы изучать государство по-настоящему исторически, мы должны «вообразить» его так, как это делали современники. На Византийскую империю надо смотреть глазами византийца! В противном случае, исследователь рискует ошибиться, описывая состаренный вариант актуальной политической повестки дня, как правильно подметил Сергей Нечаев, «весь вопрос тут заключается не в степени субъективности автора (все субъективны), а в степени его осведомленности, то есть приближенности к тому, о чем идет речь»[18].

Прошлое нельзя рассматривать как простой подготовительный этап современности. Наше прошлое намного пространнее и разнообразнее. Как простой человек способен оценить настоящую реальность исключительно опираясь на степень своего интеллектуального развития, так же исследователь обычно оценивает прошлое, опираясь на уровень собственного развития и жизненной практики. Это неправильный подход, от которого мы призываем ученых избавиться, если они действительно желают установления истины. Прошлое следует не упрощать, а оценивать его как самобытную социальную жизнь.

История международного права тоже должна учитывать юридическую самобытность минувшего[19]. Правовая система прошлого не может корректно оцениваться как хорошая или плохая с позиций правовой системы современности. Она должна оцениваться с позиции эффективности, в конкретных социально-исторических условиях[20].

Иллюстративный пример. В обстоятельной монографии «Стратегия Византийской империи» д-р Эдвард Н. Люттвак описал историографическую тенденцию характеризовать византийские правительственные ведомства магистра оффиций (до 717 г.) и логофета дрома (после 717 г.) как министерство иностранных дел. В реальности, и позднеантичный магистр оффиций и раннесредневековый логофет дрома, получивший обязанности магистра оффиций после восшествия на престол императора-иконоборца Льва Исавра (717-741), возглавляли специальные службы, выполнявшие смешанные обязанности. Логофет дрома, к примеру, отвечал и за коммуникацию, и за почтовое сообщение, и за содержание варварских послов, и за службу императорских переводчиков. Однако, ведение межгосударственных переговоров не входило в круг его обязанностей. Эдвард Люттвак аргументированно настаивает, что у римлян и византийцев даже не было профессиональных дипломатических служб в привычном современном виде[21]. Важно, впрочем, подчеркнуть: затронутый вопрос определения обязанностей специфических византийских должностей и званий демонстрирует логику искусственного переноса современного круга понятий в совершенно другие социально-психологические и бытовые реалии раннесредневековой Византии. Берется удобное и привычное понятие из окружающей среды (например, «министерство иностранных дел») и применяется к условиям полуторатысячелетней давности. Отчего же, в таком случае, исследователи отказывают византийцам в праве обладать собственным неповторимым кругом удобных и привычных понятий? Вопрос риторический, но интересный. Почему мы называем древним правом те понятия/термины/слова, которые механически заимствуем из окружающей действительности. Современность есть результат истории, а юриспруденция сформировалась путем смешения отдельных правовых теорий прошлого. Именно «отдельных», а не всех подряд! Следовательно, чтобы понять смысл и принципы становления сегодняшнего права, необходимо изучить все теории/концепции/практики, учитывая недействующие, отброшенные или забытые.

Основа юридической самобытности прошлого – понимание («воображение») людьми современных им правовых явлений. Поэтому государство прошлого надо  исследовать именно как государство прошлого, а не как примитивный вариант государства сегодняшнего.

***

Для науки важно не как древнее государство понимается с точки зрения сегодняшней, а то, как древнее государство понималось и воспринималось непосредственными жителями. В характеристике такого «воображения» состоит наша задача – исследование международного права поздней античности и раннего средневековья. Термин «понимание» делает историю права зависимой от изучения развития мировоззрения, то есть культуры[22]. Так как всемирная история (она же – всеобщая) изучает мировой исторический процесс, анализируя значение конкретных событий и фактов для всеобщего культурного развития, право в руках историка превращается в инструмент анализа культуры и культурного анализа исторического процесса одновременно[23]. Право и государство – части социального мировоззрения, а, следовательно, феномены культуры. Изучать их необходимо, используя методологию культурной истории, пространно изложенную еще Карлом Лампрехтом (1856-1915) в 14-томной «Истории немецкого народа»[24].

Государство – не только культурный феномен, но и культурная сила[25]. Карл Лампрехт считал влияние конкретного государства на соседей органической формой политического развития. Даже обращая внимание на склонность методологии Лампрехта к детерминизму, ошибочно игнорировать утверждение о политической сущности культурной экспансии. Вполне логично провести «расследование» юридических проявлений «культурной силы» в контексте европейской раннесредневековой теории и практики понимания государства.

Международное право регулирует всю совокупность правоотношений между государствами. Предполагаем, что изучение истории раннесредневековых представлений о государстве откроет путь к определению: что в упомянутые времена считалось государством, а что нет. Так мы поймем: какие отношения были объектом международно-правового регулирования, а какие отношения следует отнести к компетенции внутригосударственного права.

Во-первых, получим четкую мировоззренческую формулу – что такое государство и какими могут быть формы этого государства применительно к европейской поздней античности и раннему средневековью.

Во-вторых, попробуем разграничить юридические и политологические толкования государственности на Европейском континенте, что приведет к решению ряда фундаментальных историографических проблем[26].

В-третьих, увидим, сколько полноценных, с точки зрения тогдашней юриспруденции, государств существовало в Европе во времена заката античности и на заре средневековья.

Для внятного и научно обоснованного ответа на поставленные вопросы нужно определить критерий – «законную» меру анализа и сопоставления. Таковой считаем Византию – великое государство, единственное среди всех евразийских держав бессменно существовавшее с 395 по 1453 гг. В середине I тысячелетия нашей эры Византия сумела распространить культурное влияние на весь Европейский континент. При этом, Византийская империя юридически продолжала Римскую империю, официально называясь Восточной Римской империей. Политическое значение данного факта, правовые истоки и последствия, склонность византийцев к отождествлению границ государства и географического ареала культуры – рассмотрим эти аспекты в логической последовательности (тезисно).

Тезис первый: право – привилегия равных

Объяснение тезиса. В поздней античности, на территории ойкумены, юридически существовали лишь несколько государств. Право считалось изобретением цивилизованных народов, из-за чего, согласно античному мировоззрению, варвары не могли обладать государственностью. Позднеантичная государственность проявлялась в форме империй. Власть императоров «воображалась» сверхгосударственной и даже метафизической (сверхъестественной).

Развивая тезис, необходимо учесть статус права в позднеримском обществе.

Согласно традиции императорских конституций, право Imperium Romanum (Римской империи) базировалось на пяти значениях термина lex: 1) закон; 2) норма права; 3) мир как состояние; 4) договор; 5) власть (в множественной форме – leges). Они составляли смысловое содержание римского публичного права[27].

Во-первых, римляне считали «закон» своим изобретением. Путь к этой теории, очевидно, был непростой и занимал всю историю Древнего Рима (начиная с VIII в. до н. э.). Первоначально римское право формировалось на основании обычного права латинян и этрусков. Под воздействием военных побед, в процессе безостановочной экспансии, родилась идея римской исключительности[28], главным элементом которой стало понятие aeternitasвечность. Уже во времена историка Тита Ливия (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.) принято было воспевать римскую вечность[29]. Считалось, что Римская империя «прочна и нерушима». Тит Ливий писал, что на римлян со всех сторон сыпались «предзнаменования, предрекавшие величие державы»[30]. Закон, по мнению римских историков и поэтов, явил миру нерушимую систему, призванную увековечить Imperium Romanum, провозглашенную в 27 г. до н. э. Применение римлянами понятия «lex» как термина «закон», обозначало внутреннее постоянство Рима. Как пишет В. И. Уколова, – «Кстати, от Рима идет то, что все последующие империи, по крайней мере официально, пытались репрезентировать себя как незыблемые и если не вечные, то очень долговременные образования»[31].

Во-вторых, римляне считали норму права нерушимой системой, регламентирующей все стороны жизни. В умении применять нормы права, римляне оценивали себя выше других. Постепенно это привело к шаблонизации понятия «barbari»: тот, кто не умел применять римскую норму считался «варваром» (нецивилизованным человеком). Норма права в Римской империи рассматривалась преимущественно как норма гражданского права, системность которого отличала Рим от любого другого государственного образования.

В-третьих, пребывая в состоянии перманентных захватнических войн, Рим научился балансировать между войной и миром. Высокомерное отношение римлян было предельно одинаковым ко всем народам мирового пространства. Это факт. Но необходимость мира как состояния, ради обустройства социального быта[32], заставляла их идти на моральные и ментальные уступки. Главный пример: к началу эпохи домината (284-480), Римская империя официально признавала государственность Эраншахра (Персидской империи династии Сасанидов, 224-651), Кушанского царства[33] (I-V вв. н. э.), Индийского царства Гуптов (IV-VII вв. н. э.), китайскую императорскую династию Цзинь (265-420).

В-четвертых, избегая масштабных внешних конфликтов[34], путем юридического признания азиатских империй, Рим заботился о внутреннем мире. Государственное устройство Римской империи воображалось как смешение республики (res publicaобщее дела народа) и власти imperium (неограниченной власти). Во времена принципата (27 г. до н. э. – 284 г. н. э.) Римская империя де-юре считалась республикой, в которой все важнейшие посты, по воле граждан, занимал император[35]. Хотя власть императора с самого начала строилась на автократических принципах, юридическое закрепление этих принципов состоялось только после воцарения Диоклетиана (284 год). В данном случае наблюдаем существенное различие между сферами юридической и политической истории. Для юридической истории важно формальное положение вещей – «как было на бумаге». Концепция юридической истории состоит в том, что формальное положение вещей, отраженное «на бумаге», составляет представление общества о том, «как все должно быть» и «как устроен мир». В данном случае, юридическая история предоставляет возможность познать общественные идеалы, увидеть картину мира, нарисованную интеллектуалами (императорами, консулами, магистрами, сенаторами, нотариями, адвокатами). Историко-правовая характеристика устройства Римской империи в эпоху принципата должна учитывать формальность: понятие «император» использовалось как статус и отличие, в то время, как верховную государственную власть фактический монарх осуществлял после «демократического» избрания на должности «народного трибуна» и «принцепса». Юридически император в эпоху принципата (27 г. до н. э. – 284 г. н. э.) был только «первым среди равных». Римская империя оставалась республикой – это отражено в документах и процедурах[36], что говорит о наличии отдельной от политики юридической реальности. Для политической истории важно фактическое положение вещей – «какими были действия». Концепция политической истории состоит не в обозначении того, «как должно быть», а «как есть». Политическая характеристика устройства Римской империи подтверждает неограниченность власти императора, его стремление к слиянию закона и собственной воли, коренное несогласие установленных императорами практик с существовавшими когда-то республиканскими обычаями. Политически Римская империя принципата была автократией.

(Принциальное отличие между юридическим и политическим пониманием иллюстрируется примерами отдельных современных стран Восточной Европы. В конституциях некоторых прописан «социальный» характер государства. Соответственно, юридически, так оно и есть – «на бумаге» государство является социально-ориентированным. Но политически это не так).

К 300 году Римская империя юридически признавала равенство четырех государств, существовавших на территориях Ирана, Индии и Китая. Конечно, нельзя отрицать ситуативные признания определенных политических образований. Но римская ментальность, превосходно иллюстрированная поэмами Вергилия, дает понять, что римляне могли искренне признать равным то образование, которое по силе и влиянию не уступало их государству. Поскольку в мире существовало множество политических образований, племенных союзов, с которыми можно было заключать выгодные торговые сделки и ситуативные военные союзы (например, Армения или Боспорское царство), римляне постепенно политизировали (то есть, поставили на идеологическую службу) т. н. Idea Romana – римскую идею. Её сущность сводилась к пропаганде преимуществ lex как римского образа жизни. Методом обучения римскому образу жизни считалось системное образование.  Его распространению римский государственный аппарат всячески способствовал.

Idea Romana (римская идея) стала ведущей мировоззренческой системой Pax Romana (римского мира). Главный её теоретический фундамент – многозначное понятие lex, трансформировавшееся в leges (особые властные полномочия). Закономерно, что римское публичное право проистекало из римской идеи и базировалось на пяти значениях слова закон:

1) закон как высшее установление;

2) закон как конкретная юридическая норма;

3) закон как состояние мира и отсутствие войны;

4) закон как договорные отношения людей и взаимные обязательства;

5) закон как система власти (Римская империя = республика в эпоху принципата или Римская империя = монархия в эпоху домината).

Читая позднеантичную литературу, несложно обратить внимание на трепетное отношение римлян к термину «civilitas», коим обозначалось «цивилизованное общество». Римское civilitas противопоставлялось варварскому миру. Как любая другая культура/цивилизация, Рим строил идентичность на противопоставлении «мы/они». Бурное развитие гражданского права позволило римлянам окончательно «удостовериться» в своей «исключительности».

Idea Romana превосходно описана д-ром Питером Хизером: «Эта идея существовала не в вакууме, и, как часто бывает с определениями, она требовала наличия второй стороны, чтобы продемонстрировать противоположные качества, называемые самими римлянами «варварскими». Позднеримская государственная идеология определяла ряд связанных характеристик, которые отличали тех и других. Суть состояла в том, что население Римской империи (или, по крайней мере, ее элита) стало более мыслящим, чем другие люди благодаря воспитавшей его античной литературе. «Разумность» определялась как способность индивида контролировать телесные страсти с помощью интеллекта. Погружение в античную литературу давало человеку возможность получить и должным образом усвоить многочисленные примеры людей, которые ведут себя хорошо и плохо, что позволяло контролировать свое тело. Варвары – в противоположность этому – жертвы своих страстей, которые были совершенно не способны действовать разумно и особенно склонны потакать желаниям плоти. Для римского общества здравомыслие его отдельных членов означало, что его граждане также были готовы подчинять свои непосредственные удовольствия написанному закону – гарантии порядка. Таким образом, для римлян символом подавляющего превосходства общества, огражденного от внешних воздействий в поздний период существования империи словом civilitas (приблизительно: цивилизация), стала власть писаного закона»[37].

Как видим, римское публичное право строилось на принципах разумности, общественности (социальности), вечности и многозначной законности. Цель публично-правового регулирования – построение Римской империи как особого Римского мира, «образовавшего невежественных варваров»[38]. Литературная традиция определяла Римское государство как Pax Romana или как Orbis Terrarum – земли вокруг Вечного города (Рима). Такой порядок, в котором одни признавались разумной цивилизацией, а другие объявлялись глупыми варварами, считался римлянами справедливым. Отсюда происходит важный принцип авторитаризма: справедливо то, что полезно для государства[39].

Римская империя претендовала на универсализм, из-за чего её трудно назвать просто государством. Она считала себя выше любого государства. Римская империя воображала себя центром Вселенной. В. И. Уколова, говоря о Римской империи, удачно заметила: «она не только государство. Империя больше государства. Это особая форма объединения общества, точнее суб-обществ, система их коммуникации, осуществляемая в большом анизотропном территориальном и социальном пространстве»[40].

Итак, население Римской империи понимало себя как сверхгосударство, полагая это метафизическое понятие высшей реальностью бытия[41]. Принципом римской самоидентификации стала римская идея – комплекс жизненных принципов и ценностей, существенно отличавшийся от быта и мышления варварских народов[42]. Термином «варвары» римляне обозначали все племена и народности, не входившие в состав их государства. Следовательно, римляне не признавали и, с позиции собственного публичного права, не могли признать существование какого-либо другого государства юридическим фактом. Исключение делалось только для равноценных азиатских империй: Рим, Сасанидский Иран, Династия Цзинь и Кушанская Индия (позже Гуптская) составили четверку равноправных независимых мировых империй – первый образец системы мирового правопорядка, построенной на политическом равновесии, юридическом равенстве и культурной равноценности.  

Тезис второй:

режим foedus создал новую политическую реальность

2-й Тезис. В 395 г. Эдиктом Феодосия Римская империя была разделена на восточную и западную части. К 476 г. Западная Римская империя прекратила своё политическое существование. Главные причины – крушение средиземноморской коммуникации и кризис налоговой базы, вследствие варварских миграций. Особенности военно-политического устройства эпохи домината (284-305) вынудили римлян привлечь на службу многие племена варваров-германцев и пойти на конфедерализацию государственного устройства посредством применения lex foedus. Именно право foedus стало важнейшим инструментом дезинтегриции Западной Римской империи[43] 

В середине III века благоденствующая Римская империя подверглась ужасному кризису. Германоязычные племена квадов, маркоманов, костобоков вторглись вглубь империи. Это было ошеломляющей новостью для современников, поскольку империю защищала сплошная линия неприступных оборонительных укреплений – limes[44].

Обустройство линии началось еще на ранних этапах римской экспансии. Limes представлял собой фортификационный комплекс – каменную стену, усеянную отдельными крепостями и башнями. От латинского названия этих крепостей (castello) произошло средневековое слово «замок» (castle). Впрочем, римляне не только дали старт фортификационной культуре европейцев, но и активно поддержали налаживание континентальной торговли. Длительная борьба с кельтами-галлами закончилась победой римских легионов, чье военное искусство не позволяло германцам безнаказанно грабить империю. В итоге, противостояние варваров и римлян на грани I-II веков нашей эры приблизилось к компромиссу. С одной стороны, римляне прекратили военную экспансию вглубь Германии, которую активно пытались завоевать до страшного поражения в Тевтобургском лесу (9 г. н. э). С другой стороны, германцы больше не совершали набегов и атак возмездия. Хотя римляне потеряли большую территорию между Рейном и Эльбой, но сохранили администрацию в Нижней и Верхней Германиях. Над Рейном они построили самые укрепленные и труднодоступные участки limes.

Компромисс римлян и германцев был тихий – более не совершались взаимные нападения, вся энергия направлялась на активизацию торгового оборота. Варвары-германцы проявили себя предприимчивыми купцами и прилежными учениками. Стекаясь к линии limes со всей Восточной Европы, варварские торговцы занимались обменом лесных товаров[45], дефицитных в Средиземноморье. Из римских провинций на Северо-Восток Европы попадали ювелирные украшения, золотые монеты, воинское снаряжение, предметы быта. Важнейшая «статья» римского экспорта – образование. Германцы обучались латинской грамоте, тактике ведения боя, часто продавали римлянам услуги наемников. К III веку limes превратился в бурлящий котел, настоящий муравейник, распростертый от британско-шотландской границы до черноморского устья Дуная. Укрепленная линия обрастала поселениями, торговыми факториями, большими рынками и сезонными ярмарками[46]. По иронии судьбы, именно обустройство limes, как важная рекламная составляющая римской идеи, привело к бурному социально-экономическому развития варварской Европы[47]. В среде германских племен происходил демографический взрыв, спровоцированный не столько климатом или политическим поглощением многих кельтских, балтийских и славянских племен, сколько возрастанием бытового комфорта – появлением развитой экономики. Одного столетия оказалось достаточно, чтобы многие германцы сумели оценить преимущества организованной жизни римлян перед собственным «варварским» существованием. Новые поколения германцев облачались в греко-римские одежды и обучались премудростям римского государственного управления, наблюдали за налаженным налогообложением[48].

Благодаря победе Арминия над легионами Квинтилия Вара в 9 г. н. э., разобщенные германские племена сохранили свою политическую независимость, но укрепление Римом пограничной линии на многие годы обеспечило культурное доминирование империи в жизни германцев, чья элита поклонялась традиционным богам, но пить предпочитала из римских золотых чаш, а принимать пищу из латинской посуды. Многие задавались вопросом – если количество товаров в Римской империи настолько большое, что они наводнили Восточную Европу, тогда почему бы римлянам не поделиться своими благами? Обычная тактика лесных набегов для грабежа теперь не работала (мешал limes). Чтобы совершить большой точечный прорыв, нужна была организованная военная машина. Германцы терпеливо ждали своего часа – им нужно было объединиться политически. Римляне чувствовали настроения варваров. Однако, грабительские побуждения соседей оставались на уровне невинных разговоров, пока Риму удавалось держать варваров в состоянии перманентной межплеменной конфронтации. Впрочем, политика «разделяй и властвуй» была действенна, пока сама Римская империя пребывала в единстве. Постигший её во II веке внутренний кризис имел жуткие последствия – варвары прорвали limes. Самый страшный период наступил в III веке – прорывы и масштабные грабительские набеги стали систематическими из-за гражданской войны в Империи. Многие замки и укрепления погибли, население пограничных провинций подверглось ужасающему геноциду. Германцы прошли «огнем и мечом» Галлию, Рецию, вторглись в пределы Италии и дошли до Испании. Ряд авторитетных ученых считают, что дальнейшие события, связанные с кризисом V века и падением Западной Римской империи (476-480), выглядят очень бледно на фоне несметных разрушений и людских потерь, понесенных Римской империей вследствие гражданских войн и прорыва limes в III веке[49]. Разобщенная имперская администрация не могла тогда найти выход из создавшегося положения. Казна пустовала.

Восстановления Римской империи как политико-юридической структуры со сверхгосударственной властью (см. 1-й Тезис) добился Аврелий Валерий Диоклетиан (284-305)[50]. Войска провозгласили его своим императором в ходе очередной смуты. Примечательно, что поднятие Аврелия Диоклетиана на щит произошло в Халкидоне (на берегу Босфора), что, возможно, повлияло на всю дальнейшую мировую историю. С начала правления Диоклетиан уделял огромное внимание восточным провинциям – привлекал большие средства для обустройства персидской границы, укрепляя подконтрольные римлянам части Месопотамии и Армении, ликвидировал восстания в Египте. Диоклетиан отменил большинство республиканских институтов эпохи принципата и провозгласил свою власть неограниченной (т. н. «доминат»). 1 марта 293 г. он ввел режим тетрархии, желая обеспечить равноценное и равномерное управление римскими землями[51]. В 296-300 годах римляне сумели восстановить рейнские границы, разгромив германцев.

Административная реформа Диоклетиана (введение тетрархии, разделение Империи на 12 диоцезов[52]) оказалась неспособна восстановить былое величие укрепленной границы. Вот почему Диоклетиан (284-305) и его преемник Константин Великий (306-337) осуществили военно-административную реформу – разделили все римское войско на четыре полевые армии (comitatenses). Задача трех из них состояла в отбитии масштабных германских вторжений. Почти столетний период грабительских вторжений со стороны варваров нарушил социально-психологический климат региона. Люди теперь селились подальше от пограничных участков, торговля нарушилась, а германцы часто проникали в Римскую империю маленькими группами. Демографический взрыв высвободил огромную массу мужского населения, которому нечем было заняться кроме войны. Чтобы избежать повторения катастрофы Диоклетиан и Константин ввели практику набора варваров на военную службу[53]. Варварские отряды всегда сражались на стороне римлян, осуществляли функции вспомогательных отрядов[54]. Однако, до восшествия Диоклетиана на престол, это объяснялось исключительно военно-тактическими соображениями. Теперь набор германских варваров в состав обновленных римских полевых армий приобрел самый масштабный характер[55]. Цель этого набора, помимо использования квалифицированных воинов, состояла в сдерживании германского населения, теснившего limes из-за демографического развития Восточной Европы.

Римское публичное право, согласно убеждению римлян, держалось на принципах разумности, общественности (социальности), вечности и многозначной законности (понятие lex, см. Первый тезис). Уже в республиканские времена существовала практика предоставления отрядам и военным подразделениям, навербованным из варваров, специального статуса союзников – socii. Предоставление данного юридического статуса не влекло приема варваров в римское гражданство. Однако, его существование вполне сопряжено с публично-правовым принципом разумности, поскольку союзники попадали под защиту высшего командира – императора. Точно так же, юридически, римляне пытались урегулировать возрастающую проблему варварской миграции. Демографический рост германских племен вынуждал многих воинов переселяться за опустошенный набегами limes. Они брали семьи с собой, налаживали быт, строили жилища и возделывали землю, поднимали из небытия заброшенные римские участки. Несмотря на военно-административные реформы, происходила варваризация пограничных провинций – Бельгии, Реции, Норика. Предельно германизовались в начале домината Нижняя и Верхняя Германии.

Из-за того, что германцы переселялись не только отдельными семьями, но и целыми племенами, перед Диоклетианом и Константином остро встал вопрос о юридическом регулировании проблемы. Демографический кризис в западных провинциях, падение уровня жизни и, как следствие, уменьшение налоговых сборов (прямых средств для содержания военно-полицейского аппарата), толкнули римских чиновников на изобретение уникальной юридической формулы – договора о предоставлении права foedus. Это право давало племенам-мигрантам статус подданных императора, хотя, как и в случае со статусом socii, не делало их римскими гражданами[56]. (В современной конституционной практике Европы нечто, смутно напоминающее статус федератов[57], можно найти в законодательстве стран Балтии, где национальные меньшинства провозглашены «негражданами»). Предоставление права foedus всегда было исключительной прерогативой императора, хотя в дальнейшем, из-за отсутствия прямой связи с императорской ставкой, составлением соответствующих договоров иногда занимались также провинциальные чиновники (речь идет о V веке). Полученное варварами право foedus необходимо было подтверждать в случае смерти их вождя (rex’a). Император также имел право аннулировать договор в случае предательства или невыполнения приказов. На описанных условиях, право foedus впервые было предоставлено ряду германских племен во времена Диоклетиана (284-305).

Право foedus не имело международно-правовой природы в современном понимании теории международного права, поскольку римляне не признавали государственности (то есть, правосубъектности) варварских народов. Как уже подчеркивалось, римляне делали исключение только для самых опасных противников, коим себя зарекомендовал Сасанидский Иран, для потенциальных стратегических сюзников, какими считались царства Индии или же для далеких торговых партнеров, каким был объединенный Китай.

К примеру, готы Дакии, согласно договору о праве foedus 332 г., не признавались юридически правосубъектными. Они объявлялись подданными императора Константина Великого. И здесь очевидна юридическая уловка! Во время кризиса III века, римляне вынуждены были сражаться против готов. Так называемая «Скифская» (или же Готская) война длилась с 230-х по 270-е годы в Карпатах, на Днестре, на Дунае. В итоге, римляне вынужденно оставили провинцию Дакию (271 г.). Это первый случай, когда римляне бросили обустроенную провинцию, что однако не означало отказа от неё. Юридически, согласно принципам римского публичного права, Дакия оставалась римской. Предоставление lex foedus (332 г.) большой ветви готского племени, занявшей Дакию имело целью не только обуздать воинственных соседей, но и вернуть контроль над утерянной провинцией, если не на политическом (фактическом), то, хотя бы на юридическом (формальном) уровне[58]. Эту практику, примененную Святым Константином в Дакии, взяли на вооружение будущие византийские императоры, часто довольствовавшиеся формальным признанием собственной верховной власти западноевропейскими королями.

Предоставление foedus племенам-мигрантам стало обыденным делом вследствие целого ряда причин. В 350-375 гг. гунны[59] уничтожили союз прикаспийских ираноязычных аланов и двинулись на запад. В 375-376 гг. они заняли причерноморскую степь и нанесли сокрушительное поражение готам. Внушительная часть готского племени, с территории современной Украины, прорвалась через дунайский limes в границы Фракии. Император Валент (364-378) предоставил им статус союзников (socii), но готы, напуганные гуннами, требовали военной поддержки. Отсутствие поставок питания привело к восстанию. Во время битвы при Адрианополе погиб Валент (378). «Готский вопрос» был урегулирован лишь в 382 году, когда новый император Феодосий Великий (379-395) предоставил восставшим вестготам новый foedus. В этот раз договор имел в виду не только статус племени, но и выделение ему для прокорма определенной имперской территории – провинции Мезия[60].

Вскоре после 395 г., когда Феодосий Великий разделил Римскую империю на восточную и западную части, опасность гуннского натиска вынудила вестготов перебраться в Италию (401-412). Вестготский король Аларих (395-410) еще несколько раз получал от римлян статус федерата. Например, в 397 г. восточноримский император Аркадий (395-408) предоставил Алариху foedus на провинцию Эпир. Вестготского короля назначили магистром армии в Иллирии, параллельно сделав командующим одной из четырех полевых армий. В 406 г., несмотря на открытое дезертирство Алариха (из Иллирии), официальная Равенна предоставила вестготам foedus на провинцию Норик. В 410 г., после разграбления Рима, вестготы вновь получили lex foedus от западноримского императора Гонория (395-423).

Пока государственный аппарат Римской империи пытался справиться со страшным бедствием под названием «федераты-готы», кочевники-гунны активизировали действия против варварских племен на Востоке. Гуннский натиск «встряхнул» перенаселенную германскую Европу. Следствие: 31 декабря 406 г. был осуществлен самый знаменательный в истории Римской империи прорыв limes на Рейне – вандалы, свевы и часть аланов вторглись на земли Галлии. Западная часть Римской империи, руководимая императором Гонорием (395-423) оказалась в тяжелом положении. С одной стороны, в Италии, Норике, на юге Галлии – хозяйничали вестготы, позволявшие себе нарушать условия foedus и, в конце концов, разграбившие Рим 24-27 августа 410 г. С другой стороны, состоялась масштабная миграция целых племенных союзов – вандалов[61], свевов, иранцев-аланов. В 409 г. вандалы и свевы завоевали часть Испании, где проводили грабительскую политику. В 407 г. в западной части империи разразилась очередная гражданская война. Вскоре римские войска оставили Британские острова.

31 декабря 406 г. limes пал. Все надежды римского руководства теперь обратились к юридическим формулировкам lex foedus, предоставление которого могло не столько латинизировать агрессоров, сколько стравить их между собой и ослабить. К примеру, в 412 г. Гонорий договорился с новым королем вестготов Атаульфом (410-415) о передаче вестготам тех земель, которые они смогут отвоевать у вандалов, свевов, аланов. Вестготы вторглись в Аквитанию и Испанию (в 413 г.). Кульминации война достигла во время правления короля Валии (в 415-418 гг.), когда вандалы потерпели сокрушительное поражение. Итог: в 418 г. вестготы получили от императора Гонория (395-423) foedus на всю Аквитанию, часть Испании и провинцию Нарбоннская I, расположенную в стратегическом месте, соединяющем Италию, Испанию и Галлию. Договор 418 г. четко закрепил владение варварского племени над частью империи. Равенна признавала вестготского короля полноправным правителем и командиром племени федератов-вестготов, рассматривала его как чиновника. На переданных вестготам территориях должно было функционировать римское гражданское управление и должна была сохраниться централизованная налоговая система (этого, понятно, не произошло). Вместе с обширными землями вестготы, на законных основаниях, получали ежегодные выплаты и воинское жалованье. Ставка вестготского вождя (короля) перемещалась в Тулузу. Так, благодаря договору о праве foedus, в 418 г. родилось Тулузское королевство вестготов – первое среди т. н. «варварских королевств»[62]. Однако, согласно римскому публичному праву, Тулузское королевство не было самостоятельным государством. Оно являлось составной органической частью Римской империи, её административной единицей, управляемой подданными (варварами-федератами).

Создание Тулузского королевства открыло дорогу появлению так называемых варварских королевств. Следующим стало Карфагенское королевство, истоки которого следует искать в союзе вандалов и аланов, осуществленном на территории Испании (418-428). В 428 г. союзники захватили Картахену и занялись профессиональным пиратством. Важнейшая база вандалов разместилась на Балеарских островах. Летом 429 г. вандало-аланская коалиция высадилась на африканском берегу (около Танжера). Римляне не ожидали удара. Основные боеспособные части находились в Западной Европе, участвуя в гражданских конфликтах. Вандало-аланы легко захватили Гиппон. Существовала угроза полной потери африканских провинций (вплоть до Триполитании) и даже Сицилии. Подчеркнем, что Северная Африка и Сицилия являлись последними оплотами римской налоговой системы, которые исправно поставляли хлеб, продукты и товары для обеспечения государственного управления. Власть Равенны держалась тогда почти исключительно на североафриканских и южноитальянских ресурсах. Это превратило вандальское нашествие в настоящий политический ад для столичных чиновников. В 434 г. западноримский император Валентиниан III (425-455) направил в Гиппон своих легатов (послов) для предоставления вандало-аланам права foedus. Король Гейзерих (428-477) подтвердил свою формальную приверженность императору Западной Римской империи, получив во владение запад Проконсульской Африки, север Нумидии, Ситифенскую Мавританию. Гиппон, бывший до 431 г. резиденцией наместника Африки, превращался в столицу королевства. Соответствующий договор был заключен 11 февраля 435 г. Впрочем, уже 19 октября 439 г. вандало-аланы нарушили условия и захватили Карфаген. Фактором, способствовавшим нарушению вандалами договоренностей с официальной Равенной, было то, что завоеванные провинции слишком быстро истощались. Ведь североафриканские вандало-аланы существовали искчлючительно за счет грабежей, морского пиратства и имущественного разорения латиноязычного населения. И если преемник вестготского вождя Валии (415-418), король Теодерих I (418-451), делал все, что мог для упрочения своего политического авторитета, сохраняя привилегии римлян, занимаясь защитой древних и зажиточных римских родов от посягательств своих соплеменников, то вандало-аланский король Гейзерих (428-477) руководил планомерным ограблением и даже геноцидом африканских римлян. Население Африки существенно сокращалось, производство продукции прекратилось. Вандало-аланы сделали морское пиратство основным ремеслом. И хотя в 442 г. Валентиниан III вновь предоставил вандало-аланам право foedus, они опять атаковали Сицилию, Сардинию, Юг Италии. В 455 г. Корсика и Сицилия были окончательно завоеваны, а Рим подвергся 14-дневному разграблению.

К 455 г. все западное Средиземноморье оказалось под контролем вандалов[63]: Мальта, Корсика, Сардиния, часть Сицилии, Балеарские острова, военно-морские базы в Гиппоне и Карфагене. Поскольку античный мир Средиземноморья появился исключительно благодаря торговле (сначала финикийской, затем благодаря греческой и, впоследствии, римской), разрушение налаженной тысячелетней системы обрушило Западную Римскую империю. Вандало-аланское Карфагенское королевство, де-юре основанное с позволения Рима, отрезало этот самый Рим от поставок питания из североафриканских плантаций. Был нарушен ввоз продуктов из Сицилии. Официальная Равенна лишилась последних систематических налоговых поступлений – из Африки и средиземноморских островов. Остатки золота из равеннской казны шли исключительно на содержание воинов-варваров, составлявших абсолютное большинство полевых армий. Кроме того, Равенна выплачивала жалованье федератам, среди которых первое место занимали вестготы. Экономика Западной Римской империи после 455 года упала в пропасть. Её ускоренному падению содействовала активная фаза перманентной гражданской войны, разгоревшаяся после убийства Валентиниана III в 455 году.

Вторжение гуннов (451-452 гг.), названных «бичом Божьим», безусловно, повлияло на общее положение вещей, но вандальские средиземноморские «промыслы», активизированные в то же время, являлись более существенной проблемой. Римляне могли воевать до тех пор, пока оплачивали услуги воинов. Так как римляне теперь составляли меньшинство в собственной армии[64], то нетрудно сообразить, что большинство воинов имели варварское происхождение. Они требовали денег за службу, грозя переходом на сторону противника. Разве можно воевать и выигрывать с такой непостоянной армией? Кроме того, жалованье необходимо было платить федератам. Причем, эти выплаты все больше напоминали дань, поскольку римляне, несмотря на условия договоров, практически ничего не получали со старых налоговых баз. Угроза захвата Рима и Равенны федератами тоже сохранялась. В этом контексте, Западная Римская империя стала заложником собственной политики – заложником права foedus. Она сама себя разваливала, сознательно идя на децентрализацию и дезинтеграцию, поскольку другого выхода, чтобы спасти императорскую власть не было. Каждый раз предоставляя очередным мигрантам статус федератов, Равенна теряла часть налоговой базы, часть территории, часть коммуникационных линий. Варвары-федераты, хотя формально признавали власть императора, но на деле вели себя самостоятельно, часто вступая в противостояния между собой. Оставшиеся под прямым императорским управлением, провинции изнемогали от тяжести налогового бременеми. Все чаще звучали крамольные слова о том, что лучше бы пригласить варварских вождей вместо цивилизованных чиновников.

Свои последние годы Равенна, как столица Западной Римской империи, доживала в условиях тотального дефицита. Наиболее существенной формой для внутренней политики стал дефицит информации. Переход определенных провинций под варварский контроль лишал римлян возможности не только прямого доступа в отдаленные районы (например, на берега Бискайского залива, если речь идет о Тулузском королевстве), но и обрезал коммуникацию. Так случилось с землями, завоеванными свевами – еще одним племенем, осуществившим прорыв limes 31 декабря 406 г. Известно, что в 433, 437, 438 гг. свевы, осевшие в современной Португалии, получали lex foedus. Согласно договорам с Валентинианом III, свевы создали Бражское королевство – третье по счету варварское королевство. После их победы над соседями-вестготами (в 464 г.), любая информация о свевах в римской литературе исчезает вплоть до 561 г.! Впоследствии Бражское королевство завоевали вестготы (в 576-585 гг.)[65].

Бургундское – четвертое среди варварских королевств. Его основание связано с движением бургундионов на запад. В 413 г. они получили от императора Гонория (395-425) право foedus на прирейнскую Галлию, где в 430-436 гг. были разгромлены союзными Риму гуннами (после очередного антиримского мятежа). В 443 г. бургундам предоставили foedus на земли современной франкоязычной части Швейцарии. Взяв под контроль Лион, бургунды основали Лионское королевство (443-534 гг.). Его столицами которого одновременно являлись Женева и Лион.

Итак, политическое падение Западной Римской империи – следствие средиземноморской экспансии вандало-аланов, лишивших Равенну стабильных денежных поступлений и продуктов для итальянского населения. В момент, когда императоры не смогли больше выплачивать жалованье своим солдатам (преимущественно германского, а не римского происхождения), они стали не нужны и были низложены (в случаях Юлия Непота 475 г. и Ромула Августула 476 г.).

Тезис третий:

гунны – субъектный участник правоотношений 

Объяснение тезиса. В 395 году Римская империя признавала юридически правосуьбъектными Персидскую империю Сасанидов, Индийское царство Гуптов и Китайскую империю Цзинь. Остальные государственные образования поздней античности не признавались Римской империей, так как являлись политическим продуктом варварских народов. Их признание противоречило концепции «civilitas». Единственный случай открытого признания юридической правосубъектности варварского политического объединения со стороны Римской империи состоялся в 449 г., когда византийский (восточноримский) император Феодосий II Законодатель (408-450) отправил в ставку Аттилы (434-453) своего посла Приска и де-юре признал самостоятельность управляемого гуннами межплеменного союза.

Попробуем разработать важное замечание Люсьена Мюссе, отметившего: «Гунны оставались друзьями и союзниками Рима или отдельных римлян куда дольше, чем «бичом Божьим», если прибегнуть к одному слишком высокопарному эпитету»[66]. Еще в 1906 г. историк Александра Яковлевна Ефименко (1848-1918) написала: «Кочевые орды, перекатывавшиеся по нашим степям, представляются нам теперь в виде каких-то серых туч саранчи, несущих только истребление и уничтожение. Но такое представление очень односторонне. Кочевники, несомненно, сыграли важную роль в распространении восточных культурных влияний на младенческую Европу, которая нуждалась в воспитательных влияниях со стороны старой Азии»[67].

Действительно, представление об «исключительной жестокости» гуннов сильно преувеличено. Они, безусловно, являлись «жестокими» представителями степного мира, но жестокими в традиционном понимании слова.

Мы уже писали, что в исторической науке важно не столько определение, сколько его понимание[68] (см. 1-й Тезис). Понятие о жестокости в позднеантичном и раннесредневековом мире сильно варьировало. Если жестокость проявляли «цивилизованные народы» (римляне, персы, индусы, китайцы), то это немедленно преподносилось в их литературе как величайшее мужество, как Богом данная победа. Однако цивилизованные поголовно уничтожили сотни варварских племен! Соответственно, если жестокость проявляли «варварские народы» (готы, аланы, гунны, предки славян – анты), то это немедленно заносилось в хроники как свидетельство Судного дня и варварского безумия.

Историческая наука изучает, в первую очередь, восприятие народами происходящего. В этом коренное отличие между исторической наукой (форма восприятия, преимущественно идеологического) и историческим процессом (время, текущее мимо нас, со всем набором истинных фактов). Совершенное гуннами зло гиперболизировалось, вносилось на страницы хроник и других литературных произведений, вызывало культурные рефлексии. С точки зрения римской идеи, никто не смел поднять руку на цивилизованного римлянина, но цивилизованный римлянин имел законное право вести себя с варварами так, как он того желал. Налицо идеология исключительности одной культуры, концепт морально-культурного преимущества одного сообщества. Совершенные гуннами преступления не имели для римлян оправдания, но совершенные самими римлянами преступления подлежали оправданию в обязательном порядке. Так создавалась юридическая идея международного неравенства, высшей (и существующей сегодня) формой которой является неравенство государств. Поскольку неравенство государств почти всегда обосновывается исторически, то следует говорить о комплексной концепции исторического неравенства государств, созданной стараниями античной четверки равных – Рима, Персии, Индии, Китая. Все нормативные акты, судебные решения, практика дипломатических переговоров, консульские разрешения и министерские заявления отдельных стран, касающиеся сферы международного права, станут понятны, если мы прибегнем к указанной концепции. Впрочем, значение гуннов для ее появления исключительно. Ведь Римская империя в лице императора Феодосия II признала равенство Гуннской племенной конфедерации (449 г.), что предоставляет возможность понять критерии юридического равенства.

История гуннов[69] восходит к Хуннскому политическому объединению, существовавшему в 209 г. до н. э. – 93 г. н. э. В его состав входили 24 родовых союза. Возглавляли хуннов шаньюи, избираемые, на предельно демократических собраниях. Хунны прошли длительный путь социального развития в процессе обустройства государства на землях современной Монголии, Бурятии, Тувы, Маньчжурии, Северного Китая. Они часто воевали с оседлыми китайцами. Многие историки усматривают здесь грандиозный конфликт между степью и лесом, который, по их мнению, пронизывает всю евразийскую историю. Однако, еще Лев Николаевич Гумилев (1912-1992) задался вопросом: если кочевники и земледельцы всегда противостояли друг другу, тогда каким образом номады (кочевники) получали древесину для десятков тысяч телег и дёготь для смазки колес[70]? Постоянная война с численно превышающими кочевников земледельцами не позволила бы номадам столь активно использовать древесину в повседневной жизни (далеко не только боевой!). Достаточно визуально ознакомится с ландшафтом Монголии, чтобы сомнения исчезли прочь. Древесина появлялась у кочевников (в частности, у гуннов) вследствие торгового обмена. Многие археологические находки также свидетельствуют о существовании прочных экономических связей леса со степью. Л. Н. Гумилев даже писал, что «без гористых лесных массивов кочевники не имели средств для построения сильных держав». Кочевникам нужно было есть, одеваться, выполнять обряды. Совсем рядом находились сообщества, которые делали все это на совершенном техническом уровне. Понятно, что кочевники заимствовали технологии повседневного быта у земледельцев, но, при этом, как считает Л. Н. Гумилев, оставались привязаны психологически к своему ландшафту. Кочевники никогда не занимались земледелием. Но постоянно отбирать продукты у оседлых крестьян представлялось не лучшим выходом, так как эти крестьяне погибали или мигрировали, а кочевники оставались в рамках традиционного ландшафта. В таком случае, возможность получения продуктов пропадала вообще. Вот почему номадам выгодно было не убивать оседлых крестьян или бесконечно экспроприировать их продукцию, а поддерживать мир и политическое равновесие. Зажиточные крестьяне, в случае длительного мира, производили достаточно продуктовых излишков, шедших на продажу. Хуннско-китайская граница (в т. ч. Великая стена) в этом отношении представляла торговый рай – подобно римско-германской системе культурно-экономического взаимодействия вдоль limes. Хунну получали из Китая технические новинки и материальные блага, совершенствовавшие быт кочевников. Хуннские женщины получали из Китая драгоценные ювелирные изделия. Хуннам не обязательно было грабить китайцев и отбирать золото силой. Они имели возможность предлагать китайцам для обмена многие товары и продукты, дефицитные в самом Китае. Соболиные и беличьи шкуры, костяные изделия – все это особенно ценилось при дворе китайских императоров (столица Китая тогда находилась в городе Чанъань), а также в усадьбах зажиточных провинциальных чиновников. Присущий женщинам интерес к высокоэстетическим изделиям материальной культуры двигал социально-экономический прогресс в отношениях между Китаем и Хунну. Хуннские женщины получали золотые украшения и шелк, а китайские – утонченные шкуры соболей. Этот обмен товарами привел хуннов к восприятию многих изобретений китайской цивилизации. Хунну восприняли китайскую культуру приема пищи, покупали китайские лакомства. Китайцы экспортировали хуннам образование. На земли современной Монголии приезжали китайские учителя и проповедники. В любом случае, хунну получали значительные выгоды от близости мирных оседлых китайцев. Самые серьезные войны между союзом Хунну и Китаем возникали из-за нарушения системы обмена.

Не секрет, что китайцы, так же как и римляне, считали все окружающие народы варварскими. Хунну рассматривались ими исключительно как объект влияния. Они не были «субъектны». Китайцы неоднократно предпринимали попытки масштабного вторжения в степь и завоевания хуннов. Политическим основанием следует считать возвышение хуннов, происходившее из-за торговли. Китайцы пытались опустить уровень хуннского развития, принимали дискриминационные законы. Во многих случаях, именно запреты на поставку китайских товаров хуннам приводили к значительным военным акциям последних. Хуннские вторжения имели целью заставить китайцев восстановить прежний товарооборот. Такими, в частности, были хуннские походы, предшествовавшие заключению мирных соглашений 174 и 162 годов до н. э. Особый интерес этих мирных соглашений в том, что Китай признал равенство Хуннского объединения.

Позже хунну потерпели сокрушительное поражение. В 93 г. н. э. их союз распался. Причиной послужили агрессивные действия сяньбийцев (считающихся предками монголов, что, однако, спорно) и динлинов (по спорному мнению Л. Н. Гумилева, китайских европеоидов). Жестокая война хуннов и сяньбийцев на землях современных Монголии и Северного Китая продолжалась до 158 года, когда выжившие хуннские роды разделились на четыре группы. С тех пор, пути хуннов разошлись. Одни были вырезаны сяньбийцами, другие китаизировались, третьи осели на востоке Персии (современный Афганистан). Четвертая группа, очевидно самая воинственная (или же представляющая клан политической элиты), сумела оторваться от сяньбийских передовых отрядов в предгорьях Урала, где встретила помощь местных угорских народов (в первую очередь, манси). Эта группа, активно смешиваясь с уральскими уграми, составила костяк гуннов. Так, в III-IV веках, на границах римской ойкумены возникли Hunni[71].

Из поля зрения выпадает длительный период гуннской истории – между 158 и 350 годами. Л. Н. Гумилев предположил, что в эти годы состоялось формирование нового гуннского объединения на угорской основе. Это вполне приемлемая гипотеза. По крайней мере, в 350-375 гг. гунны нанесли сокрушительное поражение кочевым иранцам-аланам, вынудив их отступить на запад. Уже через год (376) гунны господствовали в причерноморской степи, подчинили славян и остготов. Вестготы, потерпев поражение, отступили в пределы Римской империи, где стали первыми получателями права foedus на отдельную провинцию (вначале Мезию, потом Эпир, Иллирию, Норик и, наконец, Аквитанию). Хотя этому мы посвятили предыдущий 2-й Тезис, но важна констатация гуннского военно-политического фактора в процессе формирования и развития права foedus – специфического института римского публичного права.

Между 375 и 434 гг. конституировалась Гуннская политическая структура. Видимо, кочевники (наследники монгольских хунну), составляли только вершину пирамиды власти. Они правили сообществом народов. Вначале им подчинялись некоторые угорские племена. Потом добавились славяне и германцы. Основную экспансию гунны направили на германские земли Европы. Особенно интересны политические взаимоотношения кочевников и подчиненных земледельцев. Гуннское владычество не сильно обременяло  земледельцев. Во-первых, кочевники-гунны давно приспособились к лесной культуре угров. Во-вторых, они не занимались экспроприацией благ внутри собственного политического объединенения, создавая открытый рынок. Под гуннским владычеством Восточная Европа начала возрождаться экономически – впервые со времен падения скифов. Замечательная роль гуннов состоит в том, что они устранили рыночные барьеры на пространстве между Балтикой и Черным морем. Гуннские вожди, наследуя хуннских шаньюев, действовали согласно принципу перераспределения ресурсов. Располагая мобильными военными отрядами лучников, гунны наводили порядок на любой подконтрольной территории. Не допуская ожесточенных внутренних конфликтов (например, между гепидами и остготами, между остготами и славянами), гунны не колеблясь применяли силу к тем или иным внутренним нарушителям спокойствия. Деятельность политической элиты фокусировалась на создании «общих предприятий», сущность которых сводилась к получению материальных ценностей/излишков (грабеж) и к равному распределению  полученных ценностей между участниками предприятий[72].

Гунны эффективно использовали своих конных лучников, максимально поражая живую силу противника из нового для европейцев оружия – составного лука[73]. Соответственно, воевать для подчиненных гуннам племен становилось легче, гуннские лучники ужасали противника. К тому же, гунны справедливо распределяли награбленное. Все это делало войну под гуннскими знаменами выгодным и прибыльным занятием, позволявшим перенаселенной германской Европе высвобождать огромное количество энергичных молодых людей и умножать экономический достаток. На таком принципе перераспределения ресурсов и держалась гуннская политическая власть. Археологические данные свидетельствуют о существенном росте благосостояния Восточной Европы в первой половине V века[74]. Не секрет, что большое количество ювелирных украшений и других ценностей, обнаруженных в погребениях гуннского периода, информируют о том, что воинам было их не жалко. То есть, ценностей «на руках» было значительно больше. Восточная Европа разбогатела (условно, конечно же).

Одним из грабительских походов описанного типа было вторжение гуннов в рейнскую Бургундию (430-е гг.). Еще в 413 г. бургунды получили право foedus от западноримского императора Гонория (395-423). Но, как и в других случаях (см. 2-й Тезис), бургунды быстро нарушили все существовавшие дотоле культурные, экономические и, главное, информационные связи между Италией, рейнскими провинциями и Бельгией. Галлия оказалась разделена вестготами и бургундами. Только северная её часть оставалась римской. В итоге, во времена императора Валентиниана III (425-455), римляне решили ликвидировать бургундскую угрозу. К тому времени гунны уже появились вдоль limes, их грабительские набеги[75] опустошали балканские окраины Восточной Римской империи (Византии). Император Валентиниан решил использовать наемников. Было заключено соглашение между императором и гуннами, согласно которому гунны обязывались привести бургундов к покорности. Нескольких значительных рейдов оказалось достаточно для полного уничтожения рейнских политических структур. Бургундское королевство возродилось лишь в 443 г., когда бежавшие от гуннских конных лучников бургундские воины, получили от испуганных римлян право foedus на Женеву[76].

Интересно, что гунны пришли на территорию рейнской провинции как союзники римлян. Римляне решились на установление договорных отношений с гуннами, по всей видимости, используя юридическую формулировку socii[77].

Пик союзнических отношений между западными римлянами и гуннами пришелся на 439 г., когда вождь Аттила сумел получить от Валентиниана III право foedus на Западную Паннонию (т. н. Первую Паннонию). Этот шаг вызывает много вопросов, хотя он может быть признан вполне логичным, если учесть пестроту паннонского населения в 439 г. После вторжения гуннов на причерноморские просторы современной Украины, Восточная Европа пришла «в движение». Вестготы переместились во Фракию, а маркоманы, свевы, квады и часть вандалов вторглись в римскую Паннонию. Учитывая опыт вестготов (получивших foedus в 382 г.), Рим предоставил всем, кто спасался на римской территории аналогичное право foedus. Однако, победное шествие гуннов подчинило значительную часть указанных германских племен. 31 декабря 406 г. свевы и вандалы прорвались через Рейн и совершили переход в Испанию. Это был результат гуннского натиска! Гунны стремились к ликвидации очагов сопротивления –  взятие бывшей вандальской Паннонии под контроль выглядит политически обоснованно. К 439 г. гунны контролировали Паннонию де-факто. Мирное соглашение между официальной Равенной и ставкой Аттилы согласовало передачу части Паннонии гуннам юридически. Мы не имеем никаких четких письменных свидетельств об этом соглашении, но возможность его существования подтверждается как переходом Паннонии под владычество гуннов[78], так и масштабным использованием римлянами гуннских всадников со статусом федератов.

В 439-449 гг. римляне и гунны сосуществовали вполне успешно. К этому времени относятся договоренности об обмене пленными, о проведении совместных ярмарок, о выдаче перебежчиков. Благодаря замечательной хронике Приска Панийского сохранились сведения о посольстве, которое в 448 г. снарядил восточноримский император Феодосий II Законодатель (408-450). Имея перед собой пример кризисной Западной Римской империи, император хотел юридически защитить балканские границы от опасного соседа, прекратить пограничную войну. В итоге, в 449 г. был составлен мирный договор между гуннами и Восточной Римской империей. Договор регулировал множество из указанных выше вопросов. В частности, договор соприятствовал восстановлению торговли вдоль дунайской границы. Важнейшей юридической особенностью договора, проистекающей из сочинения Приска, является официальное признание императором правосубъектности Аттилы. Направленное посольство имело характер миссии к самостоятельному государю.

В 451 г. Аттила начал западную кампанию – самую известную[79]. Для неё существовало много политических причин, но, на наш взгляд, самой важной оставалась необходимость постановки и достижения общей единой цели для подчиненных народов. Аттила предоставил подданным возможность беспрепятственного ограбления большой территории. На Каталаунских полях он добился ничейного результата. Успешное продолжение кампании в Италии (452 г.) остановилось благодаря вмешательству византийских (восточноримских) войск императора Маркиана (450-457). После смерти Аттилы (453), огромное политическое объединение гуннов распалось. В 454 г., на р. Недаве, гепиды и остготы уничтожили значительную часть гуннской элиты. Государство рухнуло. Однако, оно представило миру образец первого «варварского» государства, признанного «цивилизованным» Римом[80] равным себе.

Тезис четвертый:

история Византии – это продолжение истории Римской империи 

Объяснение тезиса. В 476 году Римская империя никуда не исчезла. Политически потерпела крах Западная Римская империя, малолетний император которой Ромул Августул был свергнут полководцем Одоакром. Но юридически обе части Римской империи, как Западная, так и Восточная, продолжили свое существование. История Западной Римской империи де-юре закончилась лишь в 480 году, когда последний легальный император Юлий Непот (474-475, 476-480) погиб. Однако, согласно логике римского публичного права, наличие Восточной Римской империи с легальным императором во главе означало, что теперь под легитимную власть её правителя переходит вся территория Римской империи (и Восток, и Запад). Следующим после Феодосия Великого (379-395) императором объединенной Римской империи стал Зенон (476-491).

Здесь мы развиваем положение того же Люсьена Мюссе, написавшего: «В правовом смысле империя не исчезала»[81].

История Византийской империи была органическим продолжением римской истории. В 395 г. император Феодосий Великий (379-395) разделил территорию единой Римской империи на две части – западную и восточную. Западная часть империи передавалась в наследство Гонорию (395-423), а восточная переходила под управление Аркадия (395-408). Это событие вовсе не было выходящим из ряда вон, так как практика распределения единой территории между несколькими правителями существовала в Римской империи ранее. Достаточно вспомнить тетрархию императора Диоклетиана (284-305), когда Империей руководили четыре монарха – два августа и два цезаря. Существенные социально-экономические различия Востока и Запада вынуждали Диоклетиана и, позже, Феодосия к этому шагу – защиту двух социально-экономических моделей, в условиях разрастающегося кризиса, нельзя было поручать одному человеку.

Логика римского публичного права подвержена философскому универсализму. Все территории, которые когда-либо находились под римской юрисдикцией объявлялись «вечной» и «нерушимой» собственностью Рима (см. 1-й Тезис). Показателен пример Дакии, оставленной римлянами готам в 271 г. Уже в 332 г. Святой Константин предпринял попытку вернуть Дакию Римской империи посредством предоставления её жителям права foedus (см. 2-й Тезис). Вечность и неприкасаемость власти Imperium, в соответствии с римским lex, стала признаком социальной ментальности. Тяжело психологически выбросить из головы тысячелетние ценности, даже если политическая ситуация кардинально меняется. Мы уже обратили внимание читателя на сложность и скептичность римского отношения к варварским государственным объединениям. Единственный пример признания варварской державы относится к Гуннскому межплеменному союзу[82], признанному Феодосием II Законодателем (408-450) в 449 году. Впрочем, не будем забывать, что гуннский случай построен на многостолетней политической и цивилизационной традиции самих гуннов. Когда римляне кого-то называли равным себе (персов, индусов, китайцев), это означало, что римляне признавали их право на причисление к цивилизованным народам. Признание гуннов в 449 г. приближало их в римском воображении к статусу отдельной цивилизации, хотя и было вынужденным шагом Константинополя.

4 сентября 476 г. римский полководец германского происхождения (предположительно, скир) Одоакр захватил Равенну (столицу Западной Римской империи) и объявил о низложении малолетнего императора Ромула Августула[83]. 23 августа 476 г. Одоакр предварительно расправился с его отцом, возведшим Ромула на престол, Флавием Орестом. Юридически[84] Одоакр совершил правое дело, поскольку ликвидировал путч. Дело в том, что Флавий Орест, в 475 году низложил легального императора Юлия Непота – мужа одной из племянниц восточноримского (византийского) императора Льва Великого (457-474). Совершив государственный переворот, Флавий Орест обещал подчиненным-германцам повышение жалованья. Но казна опустела, налоговые поступления ограничились пределами Далмации, Средиземное море больше не представляло единой торгово-экономической системы. Итальянская полевая армия, состоявшая из германцев (скиров, герулов, ругов, гепидов, вестготов) взволновалась и поддержала офицера Одоакра. Кроме того, низложенный путчистами Юлий Непот, являющийся родственником влиятельного восточноримского императора, рассчитывал на помощь Константинополя в восттановлении власти над Равенной.

Византийская помощь в 475 году не пришла из-за внутренней смуты. Лев Великий умер и его место занял зять – Зенон Исавр (474-475), которого, в свою очередь, низложил ставленник придворной партии Василиск (475-476). Началась гражданская война, унесшая много жизней и политическую волю Византии вмешиваться в западные дела. Предоставление значительной военно-морской помощи являлось невозможным вследствие вандало-аланского контроля над Западным Средиземноморьем. Сухопутная византийская армия не могла выступить, так как находилась в Малой Азии (на основном театре боевых действий гражданской войны). Понятно, что, Флавий Орест избрал подходящее время для низложения Юлия Непота и воцарения своего сына. Пока Византия сгорала в огне внутренней смуты, Флавий Орест пытался поддержать порядок на Севере Италии[85]. Вначале ему это удавалось благодаря политической гибкости и лавированию между противоборствующими группами варваров-германцев. Не надо забывать, что итальянская полевая армия комплектовалась из различных германских народов, что, в свою очередь, вызывало трения их представителей (например, борьбу за награды и звания для одноплеменников). Да и время было такое: на римскую службу пришли многие бывшие подчиненные Аттилы (434-453). После распада Гуннского политического объединения в 454 г. (см. 3-й Тезис), гуннские офицеры (различного происхождения, особенно германцы) становились римскими чиновниками. И Одоакр, и Флавий Орест вышли из одной среды – оба служили Аттиле до 453 года. Флавий Орест пребывал в западнопаннонской ставке на должности нотария, а Одоакр командовал армейским подразделением[86].

Систему взаимоотношений таких «римских воинов» хорошо иллюстрирует случай Одоакра и Теодориха Амала. Первый происходил из семьи скирского короля, а второй был сыном короля остготов (тоже подчиненного гуннам). После распада Гуннского политического объединения, начался вооруженный конфликт, вследствие которого Одоакр и Теодорих Амал остались пожизненными кровными врагами. В итоге, Теодорих Амал, несмотря на заключение мира, предательски убил Одоакра 15 марта 493 года, причем сделал это лично. Такой кровной вражды, да и простой межплеменной неприязни, хватало в позднеримском войске.

В 476 г. Флавий Орест не нашел средств для выплат армии. За это он поплатился властью. Воины поддержали Одоакра, Флавия Ореста убили. Далее состоялся поход на Равенну, где Одоакр, без какого-либо сопротивления, организовал отречение Ромула Августула. При этом, Ромулу Августулу сохранили жизнь. Свои дни он дожил в скромном уединении.

Получив власть над Италией (4 сентября 476 г.), Одоакр немедленно отправил посольство (легатов) в Константинополь. Они привезли императорские инсигнии (штандарты, знаки и отличия императорской власти) в императорский дворец. Зенону (476-491) тогда уже удалось восстановить свою власть, выдворив из столицы восставшего Василиска. Однако, власть Зенона Исавра была хрупкой. Против него поднимались мятежи, существовала антагонистическая политическая партия даже на его малоазиатской родине – в Исаврии. Зенон, возможно вопреки своей воле, решился признать Одоакра magister militum per Italia (военным магистром Италии – наместником Италии), что давало наследственному вождю скиров власть над Италией, Южной Галлией (Провансом) и Сицилией. Одновременно, Зенон, как родственник покойного Льва Великого, признал официальным императором Западной Римской империи Юлия Непота. Первое посольство Одоакра проинформировали о данном факте, в связи с чем, Одоакр никогда не предпринимал активных конфронтационных действий против Непота.

Зенон Исавр присвоил Одоакру не только должность наместника, но и сан патриция[87]. Таким образом, очередной варварский переворот легализовался решением Константинополя. Вполне возможно, что Зенон хотел восстановить власть Непота в Италии, но необходимость обеспечения политического равновесия в Малой Азии вынуждала идти на компромисс. Примечательно: послы Одоакра предложили Зенону признать его единственным римским императором, но Зенон отказался, учитывая, видимо, не только существование легального императора в Далмации, но и возможное использование такого признания вражеской пропагандой.

Юлий Непот – последний император Западной Римской империи. Он занимал этот «пост» на легальной основе и, после незаконного мятежа Флавия Ореста, перебрался в родную Далмацию. Здесь Непот чеканил золотую монету со своим изображением, что являлось юридическим свидетельством императорской власти.

Необходимо подчеркнуть: Ромул Августул не был последним западноримским императором:

а) он являлся императором вопреки закону;

б) после его смерти Юлий Непот управлял римской провинцией Далмацией и чеканил собственную монету;

в) против него не выступали (при всех своих возможностях) ни Одоакр (наместник Италии), ни полководец Афраний Сиагрий (получивший от Зенона подтверждение статуса наместника Суассонской области на Севере Галлии).

Тем более Ромул Августул не был последним римским императором (как и Юлий Непот)! В 480 г. Непота убили. Одоакр решил не медлить и молниеносно оккупировал Далмацию, а все знаки отличия умершего императора переслал Зенону. Учитывая упрочение политического положения Одоакра (в т. ч. серьезный геополитический аргумент, коим являлась оккупация Далмации), Зенон решил «не назначать нового императора Запада»[88]. Наместник Италии Одоакр через своих послов присягнул на верность единственному римскому императору – Зенону (476-491).  Вслед за Одоакром, высшую юридическую власть Зенона признали легаты наместника Суассонской области Афрания Сиагрия.

Спустя восемьдесят пять лет после издания Эдикта Феодосия (395), Римская империя опять стала территориально и легально единым государственным образованием. Римская империя располагала одной столицей (Константинополь – Новый Рим) и одним императором (Зеноном). Это было юридическим компромиссом, решившим проблему гражданских войн на Западе. В 480 году наступил конец разделению империи. Исчезла Западная Римская империя, но Римская империя не исчезала. Формальную власть над землями Запада приняла на себя Восточная Римская империя (называемая в «историческом быту» Византией). Константинополь стал высшим юридическим центром Pax Romana, политическим и культурным центром для Idea Romana. Восточноримский император теперь представал перед своими подданными единственным в мире защитником закона (lex) и единственным в Вселенским императором всех христиан. Византия с 480 г. осуществляла высшую юридическую власть над всеми римскими подданными.

Тезис пятый:

византийский император как правитель западных провинций

Объяснение тезиса[89]. Созданные согласно праву foedus «варварские королевства» признавали верховную власть императора Восточной Римской империи. Находясь в статусе единственного римского императора и политического властелина всех христиан во Вселенной, император Восточной Римской империи являлся де-юре правителем Италии, вестготов, свевов, бургундов, вандалов и аланов, остготов, франков. Все народы, как римляне, так и варварские племена, разместившиеся в рамках бывшей Западной Римской империи (395-480), признавали юридическое верховенство Константинополя.

Европейская история поздней античности и раннего средневековья порою напоминает захватывающий исторический роман. В историографическом контексте, начало средних веков – настоящее произведение искусства! Изложение дезинтеграции Западной Римской империи, её юридического конца, преобразования всей бывшей античной ойкумены в христианскую политическую общность под непосредственным руководством Византии содержит массу полезных сведений для исторического (и политического!) воспитания новых поколений. История всегда поучительна, но, как писал Л. Н. Гумилев, для правильного её понимания, мы нуждаемся в корректном приближении «историоскопа». Чем дальше описываемые события находятся от нас, тем легче их осмысливать. К примеру, новейшая история пестрит идеологическими штампами и неправдой, этически доминирующей из-за физического присутствия её творцов. Среди устойчивых идеологических штампов остается отрицательное отношение многих западных исследователей к историческому значению Византии. Часто это связано с неправомерно скептическим отношением «западников» к всемирно-исторической роли ортодоксального христианства. Однако, исторический факт остается историческим фактом – до церковного раскола 1054 года Европа представляла единый религиозно (а, следовательно, и социально) организм. Европа де-юре была ортодоксальной. Активное развитие отклонений и ересей только добавляло ортодоксии выдержки и закаляло христианство. За Византией, сравнительно недавно ворвавшейся в академический дискурс западной историографии, надо признать и закрепить подобающее место в европейской истории. Без Византии облики Франции, Великобритании, Германии, Италии, Испании, однозначно, были бы другими.

Л. Н. Гумилев справедливо указывал: «Чем больше мы расширим нашу цель в пространстве и времени, тем легче в неё попадем»[90]. Писать историю составной части общественной культуры (в том числе, историю права) нужно так, чтобы историческая наука получила новое представление о связях между людьми, процессами, феноменами. История международного права, например, должна продемонстрировать изменение международного правосознания (фактически правового мировоззрения) позднеантичных и раннесредневековых людей. Тогда она добъется цели – сформулирует целостное представление о возможных путях и направлениях дальнейшей трансформации юридического мировоззрения общества (шире – обществ). Возьмем, к примеру, собственное мировоззрение. Каждый человек подлежит законам времени, каждый человек живет в определенном пространстве, каждый человек является жителем страны, состоит в политико-правовой связи с государством. Время, пространство, страна и государство как социально-экономические, физические и географические величины, непосредственно формируют кругозор и мышление людей. Мы живем здесь и сейчас, мы строим планы на будущее – все это привязано к категориям времени, пространства, страны, государства. Сознавая влияние категорий на нашу жизнь, мы можем понять почему важно изучать юридическую историю – она объясняет то, как сформировалась значительная часть нашего мироощущения, нашего «Я».

В 480 году, когда Византия стала единственным государственным образованием на Европейском континенте, мироощущение и мировоззрение жителей Европы не выходило за рамки Idea Romana. Понимая себя составной частью римского мира, являющейся цивилизованной благодаря благотворному влиянию римской идеи, подданные империи не заметили, что вокруг произошли эпохальные изменения. Они воспринимали происходящее как значительное послабление, сравнительно с десятилетиями бесконечных войн и переворотов. Не было плача и стенаний. Была повседневная жизнь. Варварские германские короли контролировали огромное количество романоязычного населения. Им необходимо было поддерживать видимость «римского характера власти», в соответствии с концептами Idea Romana и Pax Romana. Ведь, несмотря на фактическое владычество варваров, римляне считали даже теоретически невозможным варварское управление цивилизованными людьми[91]. Вот почему варвары практически повсеместно использовали римский бюрократический аппарат, институты и администрацию, поддерживали римское образование и сами образовывались на римский манер. Важной частью сохранения status quo было признание власти римского императора, что проявлялось в присяге варварских королей, чеканке монет с изображением императора, использовании традиционного для Империи консульского летоисчисления, празднечных молебнах за здравие императора и повсеместном литургическом упоминании его имени.

Рассмотрим конкретные примеры, свидетельствующие о раннесредневековом сюзеренитете Восточной Римской империи в Западной Европе.

a) Остготы

Самое большое количество информации, связанной с юридическим верховенством восточноримского императора, после упадка Западной Римской империи, предоставляет правление Теодориха Амала Великого в Италии.

Теодорих Великий – создатель остготского политического объединения,  возникшего на руинах остготской автономии в пределах Гуннского союза. Как мы помним (см. 3-й Тезис), остготы, в отличие от вестготов, остались под контролем гуннов (376-454 гг.), являясь опорой их армии. Остготы жили на землях Дакии и Мезии, куда перебрались из украинской степи. Они стали главными бенефициарами поражения гуннов на р. Недаве, разгромив гепидов и скиров и захватив контроль над Западной Паннонией.

В 455 г. византийский император Маркиан (450-457) предоставил остготам foedus на Паннонию, действие которого юридически не было отменено вплоть до войны 535-540 гг. Паннония превратилась в остготскую вотчину. Оттуда они совершали набеги на вражеские германские племена, там кочевали и зимовали.

В 472 г. Теодорих Великий повел остготов на юг – на Балканы, с целью заставить византийцев платить ему жалование и предоставить продовольственную базу. Он попытался сделать с Византией то, что другие германцы (в частности, вестготы) проделали ранее с Западной Римской империей. Поскольку Византия была ослаблена из-за гражданской войны 470-х гг., возникшей после смерти Льва Великого (457-474), остготам удалось закрепиться близ Фессалоник, где они получили полулегальное разрешение местных властей. С 474 г. остготы стали актвными участниками внутривизантийской смуты, закрепившей власть за Зеноном (476-491).

Когда Теодорих привел паннонских остготов на Балканы, он столкнулся с воинственными соплеменниками, переселившимися в пределы Византии раньше – фракийскими остготами под руководством Теодориха Страбона. В 478 г. византийцы попытались столкнуть остготские силы, чтобы избавиться от существовавшей опасности погибнуть от своего же права foedus. В результате, 478 г. появился Готский пакт – юридический договор между паннонийскими и фракийскими остготами, зафиксировавший мир и взаимный нейтралитет. К 483 г. Теодориха Страбона убили, а Теодорих Амал объединил всех остготов: они получили право foedus и жалование. Теодорих Амал стал патрицием и восточноримским консулом (484 г.). Рассматривая политическое усиление варваров как угрозу своей хрупкой власти, император Зенон вел переговоры с патрицием Теодорихом. Политики достигли компромисса в 487 г.:

а) Зенон предоставляет остготам право foedus на Италию, Сицилию и Далмацию;

      б) остготы удаляются на новые земли признавая высшую юридическую власть императора;

      в) Теодорих Великий получает достоинство наместника Италии, в обмен на ликвидацию власти Одоакрa, признанного в Константинополе нарушителем законности[92].

Осенью 488 г. Теодорих Амал двинул объединенные силы остготов на запад. Юридический вывод очевиден: восточноримский полководец, консул и патриций Теодорих Амал повел на Италию отряды подчиненных императору Зенону остготов-федератов для установления контроля официального Константинополя над прилегающими провинциями. Перед походом Теодорих сказал императору: «Полезно ведь, чтобы королевством этим владел как вашим даром я – слуга ваш и сын, а не тот (Одоакр – В.М.), неведомый вам, который подчинил своей тиранической власти ваш сенат и поработил часть вашего государства»[93].

Для нас принципиально важно, что такой важный и сочувствующий готам источник как «Готская история» Иордана отмечает три факта:

1) император Зенон дал свое официальное согласие Теодориху на итальянский поход;

2) Зенон официально отправлял остготов для защиты римского сената и общества от узурпации Одоакра, аналогичной совершенной ранее узурпации Флавия Ореста;

3) благодаря влиянию и авторитету византийского императора, остготские войска получили, по словам Иордана, всевозможную поддержку со стороны итальянского населения, особенно Церкви[94].

28 августа 489 г. войска Одоакра потерпели сокрушительное поражение на р. Изонцо. Ожесточенная война в Италии между варварми продолжалась больше трех лет. 25 февраля 493 г. Одоакр и Теодорих заключили мир, что не помешло 15 марта 493 г. Теодориху лично убить Одоакра на пиру. Таким образом, итальянский поход остготов являлся политической реанимацией юридической принадлежности западных провинций единой Римской империи (Восточной). Даже не сочувствовавшая византийской власти академик З. В. Удальцова подчеркнула: «существенной особенностью остготского завоевания является то, что уже с самого начала вторжения в Италию остготская знать декларировала свой союз с Восточной Римской империей, от имени которой она действовала»[95].

В дальнейшей истории Итальянского остготского королевства (493-535) ярко выступают три юридических факта.

Факт первый – остготы переселились на Апеннинский полуостров после 16-летнего периода, проведенного на Балканах. Правовым основанием для переселения был стандартный договор о предоставлении Восточной Римской империей права foedus (483, 487).

Факт второй – Теодорих Великий начал свое политическое правление в Италии с организации посольства к императору Зенону (476-491).

Факт третий – контролируя к 511 г. значительную часть территории бывшей Западной Римской империи (племена вандалов, аланов, бургундов, вестготов, тюрингов, баваров), Теодорих Великий признавал высшими от себя только Бога и восточного императора. Вывод очевиден: остготский король был де-юре подчиненным императора Византии.

Образ «справедливого короля» остготов Теодориха Великого (493-526) литературно обработан сенатором и писателем Кассиодором в «Вариях» (Variae), состоящих из 468 formulae (письма, указы). Хотя авторитетный английский знаток римской старины д-р Питер Хизер скептически относится к распространенной практике «самовосхваления» Кассиодора и Теодориха, он все же подчеркивает важность данного источника как «политико-правового произведения»[96].

Данные Кассиодора позволяют разделить историю итальянского правления Теодориха Амала на три периода:

Первый период (493-507) – становление политической независимости. Теодорих закрепил свое господство на Сицилии, в Далмации, Паннонии, Норике, Реции; установил родство с правителями вестготов (Аквитания) и вандало-алан (Карфаген). В 507 г. окончен раздел земли, согласно которому остготские воины получили земельные наделы (sortes) в Северной Италии.

Второй период (507-524) – достижение могущества. В 507 г. франки и бургунды атаковали вестготов. Теодорих вмешался (508). В итоге, Аквитания отошла франкам, но Теодорих присоединил к своим владениям Прованс. К 511 году Теодорих присоединил вестготов, его власть признали бургунды и дикие лесные племена тюрингов и баваров. Исключение составляли лишь франки.

Оговаривая расширение границ своей власти с Константинополем (!), Теодорих написал императору Анастасию I (491-518): «Так как мы полагаем, что Вы не позволите каким-нибудь разногласиям оставаться между Западом и Востоком, которые всегда были единым целым под властью своих древних владык, которые должны не просто быть объединены любовью, но и помогать друг другу всеми своими силами. Пусть всегда будет одна цель в Римском государстве. Поэтому, приветствуя Вас со всем уважением, мы смиренно просим, чтобы Вы не лишали нас высокой чести быть объектом Вашей снисходительной любви, на которую у нас есть право надеяться, если бы она никогда не была дарована кому-то другому»[97].

Третий период (524-526) – напряжение в отношениях с Восточной Римской империей. В 507-511 гг. власть Теодориха расширилась, что сделало его объектом зависти. Произошел раскол остготов и влиятельной аристократической группировки коренных римлян Симмаха и Боэция. Их казнь вызвала гнев Константинополя. Сразу же после смерти Теодориха, Византия заключила соглашения с бургундами и вандало-аланами, объявив их королей полноценными наместниками (526) и ограничив этим границы юрисдикции наместника Италии (остготского короля).

Понимая опасность ситуации, Теодорих перед смертью (30 августа 426 г.) провозгласил королем своего внука Аталариха и объявил вождям последнюю волю: «чтобы они охраняли и берегли короля, возлюбили сенат и римский народ, а императора восточного – храня всегда мир с ним и его благосклонность – почитали (вторым) после Бога»[98].

Варии Кассиодора сохранили не одно письмо Теодориха Великого к императорам Анастасию I (491-518) и Юстину I (518-527). Вот строки обращения из письма, датированного 507 г.: «Вы – прекраснейшее украшение всех государств; вы – благотворная защита всего мира, к которой по праву обращаются все другие правители с благоговением, потому что они знают, что у вас есть нечто, чего нет у других: прежде всего мы, которые с Божьей помощью научились в Константинополе искусству справедливого управления римлянами. Наша королевская власть – подражание вашей и создана по вашему образцу – образцу единственной империи; и в той мере, в какой мы следуем вам, мы превосходим другие народы»[99]. Зная общий контекст римской и остготской истории, тяжело согласиться с мнением, что Теодорих в этом письме давал Анастасию «намек» на собственные планы по возрождению Западной Римской империи»[100]. Иордан писал, что Теодорих всегда учил своих подчиненных «любить Сенат и римский народ и всегда дорожить добрым расположением императора Востока»[101].

Называя себя Флавий Теодорих король (Flavius Theodericus rex), Теодорих не использовал титул «король остготов». Учитывая многонациональный характер итальянского населения (римляне, остготы, скиры, герулы, гепиды, руги, возможные поселения вестготов, вандало-аланов, бургундов), rex из рода Амалов титуловал себя так, чтобы обеспечить мир и стабильность[102].

В 500 г. Теодорих публично заявил: «Мы рады жить согласно римскому праву, которое мы желаем защищать с оружием в руках. Зачем отказываться от варварского хаоса, если не для того, чтобы почерпнуть свои жизненные правила из законов? Наше стремление в том, чтобы с Божьей помощью одержать такие победы, дабы наши подданные пожалели, что не попали под нашу власть раньше»[103].

Предположение, что Теодорих Великий являлся magister militum per Italia, первым высказал немецкий византинист Э. Штейн в своей «Истории Византийской империи»[104]. Еще в 483 г., согласно праву foedus, Теодорих получил от Зенона (476-491) высший военный титул Римской империи (magister militum). Впредь Теодорих считался высшим военным чиновником Византии, а поход армии федератов-остготов в Италию под руководством византийского чиновника (488-489) свидетельствовал о византийской сущности новой итальянской власти[105].

После кончины Теодориха (526) верховную юридическую власть византийских императоров признавали все остготские короли – Аталарих (526-534), Амаласунта (534-535), Теодат (534-536). Убийство Теодатом Амаласунты (30 апреля 535 г.) послужило поводом к вторжению византийских войск в Италию. По результатам успешной кампании 535-540 гг. было достигнуто перемирие, по которому, в 540 г. остготы вновь признавали верховную власть византийского императора Юстиниана Великого (527-565).

b) Бургунды

Л. Мюссе считает: юридический статус власти Теодориха, в соотвествии с предположением Э. Штейна, может быть отождествлен со статусом бургундского короля Гундобада (480-516)[106]. Один из последних западных императоров Олибрий (472), поддержанный бургундами, предоставил Гундобаду титул патриция. «Бургундская правда» подтверждает, что лионский король не только пользовался этим аристократическим титулом[107], но и называл себя magister militum per Gallia. Связь с аналогичным итальянским титулом Теодориха очевидна.

«Notitia dignitatum» времен Константина Великого (306-337) рассматривает титул магистер милитум как самый главный и почетный в императорской армии. Он обозначал командующего всей армией (либо, в отдельных случаях, командующего отдельной полевой армией). И Гундобад, и Теодорих Великий пользовались этим римским военным званием, управляя отдельными территориями Западной империи и, соответственно, признавая себя римскими чиновниками – наместниками вверенных им провинций. Так как Гундобад и Теодорих спокойно могли бы использовать только древнегерманский терминологический аналог rex (король), то сложившаяся ситуация ясно свидетельствует, что титул германского рекса считался недостаточным для эффективного управления. Существовала острая (!) необходимость званий и титулов, подтверждавших связь варварских правителей и Римской империи. Не мог Гундобад титуловать себя «патрицием», если бы не признавал верховенства единственного законного римского императора – византийского. Точно так же, не мог Теодорих себя именовать «консулом» и «магистром милитум» без августейшего соизволения константинопольского двора. Высшие руководители варваров-федератов прекрасно понимали, что стабильность в отношениях с римским населением (составлявшим абсолютное большинство в Италии, Испании, Бургундии) как залог личного политического могущества обеспечивается признанием сюзеренитета (верховной власти) византийского (восточноримского) императора.

После кризиса 476-480 гг., латиноязычные римляне никуда не исчезли. Огромное пространство Западной Римской империи попало под власть так называемых «варварских королевств». Но право foedus тоже никуда не испарялось. Никто не провозглашал торжественной ликвидации Западной Римской империи, никто не провозглашал расторжения договоров о получении  foedus, никто не отказывался от званий и титулов Римской империи. Все осталось по-прежнему. Только место западного императора пустовало. А, поскольку западного императора не было, то вся власть, в соответствии с логикой Эдикта Феодосия Великого (379-395)[108], переходила к восточному императору. Соответственно, вся юридическая структура Запада сохранилась и формально признала главенство византийских императоров.

Пример: правовая система бургундского Лионского королевства (в том числе сборник законов Гундобада «Lex Burgundiorum» 480-516 гг.). В глаза бросается сохранение теории дуализма власти, юридически проистекавшей из доктрины права foedus (см. 2-й Тезис). Король бургундов Гундобад объявлялся magister militum per Gallia для подчиненных федератов и vir inluster («сиятельный муж») для галло-римлян. Первые обязывались называть его dominus noster rex, а вторые Galliae patricius. Эта титулатура сохранялась вплоть до завоевания Лионского королевства франками (533-534 гг.). До самого последнего момента (534 год!), бургунды в официальных актах называли своим верховным правителем восточноримского императора.

c) Вандалы и аланы

Regnum Carthagorum Vandalorum et Alanorum[109], как отмечалось (см. 2-й Тезис) стало главной причиной политического крушения Западной Римской империи, поскольку нарушило торгово-экономические отношения, в течение тысячи лет формировавшиеся в средиземноморском регионе. Созданные, согласно foedus 435 и 442 гг., королевские институты в точности копировали образцы римской административной системы. Проблемы создавали пиратский образ жизни вандалов и геноцид ортодоксального населения. В 474 г. вандало-аланы заключили мирный договор с Константинополем, согласно которому Византия перестала вмешиваться во внутренние дела Карфагенского королевства. Император де-юре признал Гейзериха (428-477) наместником западной Африки. В 475 г. Гейзерих заключил мирный договор также с Западной Римской империей, а в 480 г. статус Гейзериха подтвердил Одоакр, действовавший от имени Константинополя. Одоакр получил Сицилию в обмен на денежные выплаты.

Смерть Гейзериха в 477 г. привела королевство к упадку. Пиратство приносило меньший доход – все уже было разграблено. Количество римлян значительно уменьшилось за счет их физического уничтожения, духовная жизнь находилась на дне, а сами вандалы вступили в противостояние между собой. К 480 г. ими контролировались почти исключительно морские города Северной Африки, в то время, как ранее плодородные сельскохозяйственные земли перешли под власть «африканских варваров» – берберов. Единство Средиземноморья было разорвано, да и правовой статус вандало-аланов оставался неясен. Константинополь считал эту территорию своей. В итоге, в 500 году Теодорих Великий, являясь византийским чиновником, отдал сестру замуж за вандало-аланского короля Трасамунда (493-523), передал часть Сицилии вандалам в качестве приданого и добился признания своей (а, соответственно, и императорской) власти высшей арбитражной силой.

В 523-530 гг. вандалами правил Хильдерик (523-530). Он уничтожил остготскую оккупационную заставу в Карфагене и вступил в прямые переговоры с Константинополем (без традиционного посредничества Теодориха Великого). В 524 г. Хильдерик добился заключения договора с Восточной Римской империей, признавая себя подчиненным императора. Такая политика вызвала протесты военных. Победы мавров и берберов, в свою очередь, лишили Трасамунда авторитета. В 530 г. его низложил Гелимер, что послужило поводом для византийского вторжения. В 534 г. Гелимера взял в плен имперский военачальник Велизарий, а вся Северная Африка вошла в состав Восточной Римской империи.

Примечательный факт – вандало-аланы никогда не чеканили собственной золотой монеты, что тоже свидетельствует о формальном признании ими верховной юридической власти императора[110].

d) Вестготы и свевы

Королевство вестготов формально признавало верховную власть византийского императора после падения Западной Римской империи в 480 г. вплоть до смерти Теодориха Великого (526). В частности, подданным восточноримского императора считал себя последний тулузский король Аларих II (484-507). Все ортодоксальные церкви вестготского королевства упоминали императора во время литургии, а местные короли не чеканили собственных золотых монет[111]. Вестготы пользовались консульским летоисчислением, признавая назначенных восточноримским императором консулов. В 511-526 гг. вестготы подчинялись остготам, что наложило отпечаток на дальнейшие политические взаимоотношения с Константинополем. Как и вандалы, вестготы демонстрировали сепаратистские тенденции, но не имели средств для разрыва с Восточной Римской империей. До 534 г. Византия была единственным сдерживающим геополитическим фактором для вандалов и франков, грабивших пограничные территории и строивших планы вторжения.

В 551 г. толедский вестготский король Атанагильд (551-567) признал себя подчиненным императора Юстиниана Великого (527-565). Для упрочения собственной власти он пригласил византийскую армию. В 552-554 гг. войска под командованием патриция Либерия заняли часть южной и восточной Испании, но встретили сопротивление Атанагильда, испугавшегося возможного низложения. В 554 г. был заключен мирный договор, по которому Атанагильд (551-567), а позже и его наследник Лиува I (568-571), признавались Константинополем испанскими наместниками.

К сожалению, до сих пор исследователи располагают минимальной информацией о Бражском королевстве свевов (Галисия и часть Лузитании). Не способствует продвижению отстутствие документов и записей в хрониках в период с 469 по 560 гг. Почти век свевы вообще нигде не упоминаются! О их признании власти византийского императора мы можем говорить только основываясь на косвенных догадках.

С одной стороны, свевы нуждались в постоянной защите от вестготов. С другой стороны, то, что они не были поглощены объединенными Теодорихом готами, в 511-526 гг., свидетельствует о дипломатическом маневрировании. В их случае, маневр мог состоять в отправке легатов к восточноримскому императору. Если обращаться к косвенным соображениям, построенным на логике римского публичного права (см. 1-й Тезис) – свевы являлись подчиненными Теодориха Великого, что, учитывая его наместнические полномочия, автоматически делало их зависимыми от Византии[112]. Для подтверждения мы располагаем только словами Исидора Севильского[113].

e) Суассонская область и франки

В 476-486 гг. Суассонская область, занимающая часть современной северной Франции (включая Париж), существовала де-факто на правах отдельного королевства (regnum). Её dux Афраний Сиагрий, после низложения Ромула Августула Одоакром в 476 г., отправил посольство в Константинополь. Посольства Одоакра и Афрания Сиагрия прибыли почти одновременно. Афраний Сиагрий просил Зенона Исавра (476-491) объявить Галло-романский домен[114] законной Западной Римской империей. Этот факт уже свидетельствует, что Афраний Сиагрий рассматривал византийского императора не как стороннего государя, а как арбитра, наделенного правом вмешиваться в дела Западной империи. Посылая посольство с «прошением», Афраний Сиагрий вел себя в отношении восточноримского (византийского) императора Зенона как подчиненный перед руководителем. Отправка посольства показывает, что Афраний Сиагрий признал законодательный примат Константинополя, его высшую юридическую власть. Он ведь попросил рассудить его с Одоакром! Кроме того, налицо факт: в дальнейшем Афраний Сиагрий не называл себя королем какого-то отдельного regnum (королевства), а именно дуксом (областным правителем, военно-политическим губернатором). Этот факт можно истолковать как подтверждение губернаторских полномочий Сиагрия со стороны Зенона, осуществленное в 476 г. Суассонская область, гипотетически, вполне могла считаться де-юре частью Восточной Римской империи.

В 486-487 гг. Суассонскую область захватили франки[115]. Афраний Сиагрий бежал в Тулузу, где был убит. Этот факт агрессии изменил свой первоначальный характер после ортодоксального крещения франкского короля Хлодвига (481-511). В 507 г. византийцы молчаливо позволили Хлодвигу оккупировать вестготскую Аквитанию. Перед этим франки прислали посольство в Константинополь. По итогам состоявшейся войны (507 г.), Хлодвиг расширил подконтрольную территорию более чем в два раза и признал верховенство Восточной Римской империи. Император Анастасий I назначил его консулом, о чем объявили на церемонии в г. Тур: «И вот Хлодвиг получил от императора Анастасия грамоту о присвоении ему титула консула, и в базилике святого Мартина его облачили в пурпурную тунику и мантию, а на голову возложили венец. Затем король сел на коня и на своем пути от двери притвора базилики до городской церкви с исключительной щедростью собственноручно разбрасывал золото и серебро собравшемуся народу. И с этого дня он именовался консулом или Августом. Из Тура он приехал в Париж и сделал его резиденцией своего королевства»[116].

Обращение к восточноримскому императору как к высшему должностному лицу сохраняется и впредь. В 530-х гг. франкский король Теодеберт (534-548) неоднократно отправлял в Константинополь посольства. Если мы просмотрим всё содержание третьей книги «Истории» Григория Турского, то увидим, что контекст и характер использования понятия «император» здесь вполне ясен. Император – глава государства. Империя – единое и единственное государство. Королевство (в частности, Меровингское) не является государством в том смысле этого понятия, который применяется к Римской империи[117].

Установленные факты

Важным элементом признания верховенства Константинополя является употребление так называемых консульских дат в правовых документах и постановлениях королевств варваров-федератов. Это была не просто традиция упоминать в преамбулах и текстах юридических документов название года (каждый год назывался именами двух консулов – по одному от западной и восточной частей империи). «Варварские королевства» называли свои годы именами новых восточных консулов. К примеру, в 519 г. консулом провозгласил себя император Юстин I (518-527). Соответственно, для испанских вестготов, галльских бургундов, итальянских остготов, 519 год считался «годом императора Юстина». Важно и то, что никто из варварских королей не чеканил собственной золотой монеты, считая это исключительной прерогативой Константинополя. В Испании, во Франции, в Италии и Карфагене использовались однотипные византийские монеты (солиды) с изображением восточных императоров.

Итак, главный факт следует считать установленным: византийский император признавался правителем и западной, и восточной частей Римской империи. Короли остготов, бургундов, вестготов пользовались званиями и титулами, предоставленными византийским императором. Они считали его верховным правителем, волею Бога поставленным руководить христианским миром. Если византийскому императору и не принадлежали реальные политические полномочия в границах старой Западной империи, то он однозначно признавался высшим юридическим авторитетом (в моральном, апелляционном и арбитражном смысле).

И остготская, и бургундская зависимость от Византии, ссылаясь на традиции римского публичного права, держалась на четырех «китах» (общих для всего западного Средиземноморья):

1) право foedus как источник порядка;

2) признание высшей прерогативы восточноримского императора, особенно признание его арбитражных функций на просторах бывшей Западной Римской империи;

3) присвоение императором Византии звания magister militum королям западных провинций;

4) отсутствие территориальных претензий в королевских титулах правителей т. н. «варварских королевств».

*Мельник Виктор Мирославович – кандидат политических наук, ассистент кафедры политологии Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, главный редактор научного журнала «Анналы юридической истории», ученый секретарь Международного центра гражданской политологии при Киевском национальном университете имени Тараса Шевченко, преподаватель кафедры философии и общественных наук Винницкого национального медицинского университета имени Н. И. Пирогова, член American Society for Legal History, член Национального союза журналистов Украины, член Международного союза журналистов (IFG).

E-mail: melnyk1996ethnology@gmail.com

Примечания и ссылки:

[1] «В классическом международном праве только государства владели правами и обязанностями. И сегодня международное право регулирует, прежде всего, отношения между государствами как первичными («естественными») субъектами и главными действующими лицами сообщества народов». Цит. по: Гердеген Матіас. Міжнародне право. / М. Гердеген. – К.: КІС, 2011. – с. 27. Пер. с немецкого Р. Корнута: Herdegen Matthias. Volkerrecht. / Dr. M. Herdeggen. – Munchen: Verlag C. H. Beck, 2010.

[2] Курсив С. Н. Булгакова. Цит. по: Булгаков С. Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. / С. Н. Булгаков. – СПб: «Издательство Олега Абышко», 2008. – с. 145. Примат организации труда С. Н. Булгаков здесь рассматривает в связи с философией социального морализма Томаса Карлейля (1795-1881).

[3] Там же.

[4] Профессор Лев Николаевич Гумилев (1912-1992) утверждал: «Ландшафты, подобно этносам, имеют свою динамику развития, свою историю. И когда ландшафт меняется до неузнаваемости (причем безразлично – от воздействия ли человека, от изменения ли климата, от неотектонических процессов или от появления губительных микробов, несущих эпидемии, которые ведут к изменению численности тех или иных видов животных и растений), люди должны либо приспособиться к новым условиям, либо вымереть, либо обрести новую родину». Цит. по: Гумилев Л. Н. Изменения климата и миграции кочевников. / Л. Н. Гумилев. Три китайский царства. – М.: Алгоритм, 2012. – с. 220.

[5] См. подборку в статье: Melnyk V. The Theory of Political Anthropology: Between Geographical Determinism and Ethnic Psychology. / Viktor Melnyk. // Voprosy filosofii i psikhologii. Вопросы философии и психологии. – 2017, Vol. 4. – №1. – рр. 35-47. DOI: 10.13187/vfp.2017.1.35.

[6] «Этатизм (франц. etatisme, от etat – государство) – понятие политической науки, обозначающее активное вмешательство государства в экономическую сферу жизни общества; в 30-е гг. ХХ в. – программный пункт кемализма». Цит по: Словник іншомовних слів (= Словарь иностранных слов). / За ред. акад. АН УРСР О. С. Мельничука. Вид. друге. – К.: Головна редакція УРЕ, 1985. – с. 320.

[7] Разбор дискуссии вокруг данного вопроса сделан нами совместно с проф. Ф. М. Кирилюком: Кирилюк Ф. М. Громадянська політологія: між історією громадянства та громадянською історією. / Ф. М. Кирилюк, В. М. Мельник. // Збірник тез і матеріалів доповідей Міжнародної наукової конференції «Наукові засади об’єктивності і суб’єктності громадянського суспільства» (м. Київ, 24-25 квітня 2017 року) в рамках «Днів науки філософського факультету – 2017». / за заг. ред. проф. Ф. М. Кирилюка. – К., 2017. – с. 3-8.

[8] Мельник В. М. Византия, германцы и славяне у истоков международной правосубъектности государств: римское юридическое наследие и проблема исторического неравенства возможностей. / В. М. Мельник. // Аннали юридичної історії. – Том 1. №2. – квітень-липень 2017. – Випуск «Городяни і громадяни: історія та антропологія територіальних громад». – с. 60.

[9] В первую очередь, регламентацией трудовой и семейной жизни. Все остальные правовые действия и коллизии возникают из особенностей развития этих двух главных сфер человеческого бытия. Такие правовые действия и коллизии материализуются в нормативно-правовых актах, требуют детальной описи, вследствие чего возникает законодательство как система. Высшей формой системности законодательства необходимо считать кодификацию.

[10] Концепция failed state (буквально «провалившееся государство»), по мнению швейцарского юриста д-ра Д. Тюрера (Цюрихский университет), должна применятся к «продуктам распада государственных структур, обеспечивающих поддержку закону и порядку, провоцирующим «анархические» формы внутреннего насилия». Ориг. цит.: Thurer D. The «Failed State» and International Law. / D. Thurer. // International Review of the Red Cross. – 1999. – №836. – pp. 731-761.

[11] Отсюда произрастают корни современной теории «сервисного государства» – государства, созданного для того, чтобы помогать людям, поддерживать их.

[12] Объективно осуществленные и субъективно осуществляемые.

[13] Все это расположено в плоскости общественной ментальности.

[14] Здесь поднимается «в полный рост» метафизический вопрос: можно и нужно ли считать «хорошим» то управление, которое нравится малообразованным массам, вызывая их восторг? Совсем еще недавно народные массы Германии боготворили Адольфа Гитлера и НСДАП (всего 75 лет назад). Чем это для них закончилось – известно всем.

[15] Разбор теорий и примеры: Нехаев А. В. Теории нации и национализмов: проблема классификации. / А. В. Нехаев. // Омский научный вестник. Серия: Общество. История. Современность. – 2016. – №2. – с. 36-45; Тезич М. Д. Концепции этноса, этничности и ethnicity в научных традициях России и Запада. / М. Д. Тезич. // Научные исследования Тувы. – 2016. – №2 (30). – с. 199-210; Bodrov A. N. Formation of Ethnic Archetype. / A. N. Bodrov, A. D. Pokhilko, A. A. Shmatko. // Научный альманах стран Причерноморья. – 2016. – №2 (6). – с. 13-16.

[16] Каждый человек способен описать личное уникальное понимание понятия «государство». Это значит, что каждый индивид способен конструировать понятие государства в своем собственном воображении – «воображать государство».

[17] Формы меняются, но содержание остается.

[18] Нечаев С. Талейран. / Сергей Нечаев. – М.: Молодая гвардия, 2013. – с. 6. Курсив наш.

[19] Примечательна в этом отношении классическая монография: Собестианский И. М. Учения о национальных особенностях характера и юридического быта древних славян. Историко-критическое исследование. / И. М. Собестианский. – Москва: Книжный дом «Либроком», 2011. – 352 с. Иван Собестианский (1856-1896) разрабатывал истоки славянской культурно-правовой самобытности.

[20] Сформулируем по-философски: «мы» сегодняшние и «мы» вчерашние находимся в совершенно различных, часто даже противоположных ситуациях. Разве не так?

[21] Люттвак Эдвард Н. Стратегия Византийской империи. / Э. Н. Люттвак. – М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – с. 163-170.

[22] Термины «воображение» и «понимание», учитывая субъективность человеческого мышления вообще, во многом идентичны.

[23] Мы затрагиваем эту проблематику только вскользь. Для комплексного понимания: Ключевский В. О. Методология русской истории (1884/85 академический год). / В. О. Ключевский. // Сочинения: в 9 томах. Том VI. Специальные курсы. / Под ред. В. Л. Янина. – М.: Мысль, 1989. – с. 5-93.

[24] См. анализ: Chickering Roger. Karl Lamprecht: A German Academic Life (1856-1915). / Roger Chickering. – New Jersey Humanities Press, 1993. – 520 pp.

[25] Здесь интересен контекст силы ценностей и духовного развития. Малахов В. А. Культура и человеческая целостность. / В. А. Малахов. – К.: Наукова думка, 1984. – с. 38-52.

[26] Вот эти проблемы: 1) Насколько «варварские королевства» Европы были государствами в правовом понимании слова? 2) Какой была мера их зависимости вначале от западного римского императора, а затем и от византийского василевса?

[27] «Римские юристы делили право своей страны на две большие части: публичное (ius publicum) и частное (ius privatum). Критерием такого деления являлся характер интересов, защищаемых правом: нормы публичного права защищали интересы государства, нормы частного права – интересы частных лиц… Публичное право непосредственно охраняет интересы государства и его органов, определяет компетенцию учреждений и должностных лиц, регулирует взимание налогов, определяет, какие деяния являются преступными и какие наказания полагаются за них. К публичному праву, исходя из современной правовой систематики, принято относить государственное (конституционное – В. М.), административное, финансовое, уголовное, военное, а также международное право». Прудников М. Н. Римское право. / М. Н. Прудников. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт, 2014. – с. 23-24.

[28] Типичная форма «культурной силы».

[29] В т. ч. этому вопросу посвящена монография: Кузнецова Т. И. Античная эпическая историография: Геродот, Тит Ливий. / Т. И. Кузнецова, Т. А. Миллер. – М.: Наука, 1984. – 214 с.

[30] Titi Livi. Ab Urbe Condita Libri, I, 55.

[31] Уколова В. И. Империя как «смысл» исторического пространства: попытка политологического анализа, обращенная к прошлому. / В. И. Уколова. // Власть, общество, индивид в средневековой Европе. / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. – М.: Наука, 2008. – с. 22.

[32] Сразу вспоминаем главные столпы государственности – организацию труда и семейный быт человека.

[33] Кушанское царство располагалось на землях современных Киргизстана, Таджикистана, Афганистана, Пакистана, и Северной Индии.

[34] Пока Римское государство было сильным, избежанию торговых и дипломатических конфликтов с отдаленными странами (а потому не опасными в плане юридического признания!) отдавалось даже больше предпочтения, нежели «профилактике» пограничных войн.

[35] Император считался primus inter paresпервый среди равных. См. дет.: Сміт Ентоні. Культурні основи націй. Ієрархія, заповіт і республіка. / Ентоні Д. Сміт. – К.: Темпора, 2009. – с. 113.

[36] Один из аспектов: Машкин Н. А. Принципат Августа: происхождение и социальная сущность. / Н. А. Машкин. – М.-Л.: Издательство АН СССР, 1949. – 686 с.

[37] Хизер Питер. Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть. / Питер Хизер. – М.: Центрполиграф, 2015. – с. 81-83.

[38] Характеристика проблемы: Халапсіс О. В. Римський патріотизм і християнська релігія. / О. В. Халапсіс. // Суспільно-політичні процеси. – 2017. – Випуск 2-3(6-7). – с. 251-258. Особенно см. с. 253-254.

[39] «Авторитаризм – политический режим, в котором отсутствуют или существенно ограничены политические права и свободы граждан, их возможности влиять на действия правящей элиты при сохранении относительной свободы в неполитических сферах». Цит. по: Ледяев В. Г. Авторитаризм. / В. Г. Ледяев. // Большая российская энциклопедия. Том 1. – М., 2006. – с. 167.

[40] Уколова В. И. Там же. – с. 22.

[41] Перед принятием христианства римляне пришли к самопоклонению, вызвавшему тяжелый нравственный и, как следствие, военно-политический кризис (к примеру, гражданские войны III века н. э.).

[42] Детальный разбор Римской идеи сделан нами в работе: Мельник В. М. «Idea Romana» как фактор политико-юридического развития в эпоху христианизации и дезинтеграции Римской империи (313-423 годы). / В. М. Мельник. // Порівняльно-аналітичне право. – №3. – 2017. – с. 31-34.

[43] Детальное развитие тезиса см. в наших предыдущих работах: 1) Мельник В. М. Падение Западной Римской империи: юридическая реконструкция процесса. / В. М. Мельник. // Феномен Європи: від традиційного до сучасного. Збірник матеріалів наукової конференції (Львівський університет імені Івана Франка, 10-11 листопада 2017 р.). – Львів, 2017. – с. 62-66. 2) Мельник В. М. Право foedus, правовая коммуникация и политическая дезинтеграция Западной Римской империи. / В. М. Мельник. // География в современном мире: вековой прогресс и новые приоритеты. Сборник статей XIV Большого географического фестиваля. – Санкт-Петербург: Институт наук о Земле СПбГУ, 2018. – с. 1011-1017. 3) Мельник В. М. Северная Африка между вандалами и византийцами: первая война за историческое право государства на территорию. / В. М. Мельник. // Аннали юридичної історії. – Том 1. №3-4. – серпень-грудень 2017. – Випуск «Історичні проблеми теорії права». – с. 15-23.

[44] История римских приграничных укреплений объединена в самостоятельную историческую дисциплину – лимесологию. См.: Данилов Е. С. Римский limes: приграничное наблюдение. / Е. С. Данилов. // Вестник Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Серия «Гуманитарные науки». – 2009. – №2(8). – с. 5-9.

[45] Звериные шкуры, мёд, воск, оружейные изделия, товары и рабы, перехваченные соседями-кочевниками с Великого шелкового пути.

[46] Интересные теоретические замечания: Жук А. В. Лимес как ойкумена: опыт империй. / А. В. Жук. // Социальные и культурные процессы в российском приграничье. Сборник научных статей по материалам Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. – Омск, Гуманитарный университет, 2017. – с. 33-50.

[47] Значение limes заключалось в «тихой» и «культурной» оккупации непокоренных германских территорий.

[48] Важный аспект римской культурной экспансии: Колобов А. В. Римский лимес и древнегерманские руны. / А. В. Колобов. // Вестник Пермского университета. Серия: История. – 2010. – №2(14). – с. 26-29.

[49] Дискуссия затронута Питером Хизером и Люсьеном Мюссе: Хизер Питер. Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть. / Питер Хизер. – М.: Центрполиграф, 2015. – 575 с.; Мюссе Люсьен. Варварские нашествия на Европу: германский натиск. / Люсьен Мюссе; пер. с фр. А. П. Саниной. – СПб: Евразия, 2008. – 400 с.

[50] Уияльямс Стивен. Диоклетиан. Реставратор Римской империи. / Стивен Уильямс. – СПб: Евразия, 2014. – 368 с.

[51] Князький И. О. Учреждение тетрархии при Диоклетиане. / И. О. Князький. // Новая наука. – 2017. – №1-3. – с. 184-187.

[52] Князький И. О. Император Диоклетиан и конец античного мира: (государственные и правовые реформы начала домината). / И. О. Князький. – М.: МОНФ, 1999. – 221 с.

[53] Банников А. В. Варвары на службе в позднеримской армии. / А. В. Банников. // Альманах современной науки и образования. – 2015. – №9(99). – с. 18-20.

[54] Банников А. В. Варвары в римской армии IV в. н. э. / А. В. Банников. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. – 2005. – Вып. 3. – с. 134-137.

[55] Подробный разбор тактических и стратегических трансформаций позднеримской армии в монографии: Люттвак Э. Н. Стратегия Византийской империи. / Э. Н. Люттвак. – М.: Русский фонд содействия науке и образованию, 2016. – 664 с.

[56] Подбор и анализ сведений: Рябцева М. Л. Федераты позднеримской империи (по материалам письменных источников V-VI вв.). / М. Л. Рябцева. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История, политология. – 2016. – Т. 40, №22 (243). – с. 62-66.

[57] Федераты – варвары, которые получили право foedus и подчинялись римскому императору.

[58] Здесь мы высказываем свою гипотезу.

[59] Смешанные с уральскими уграми потомки монгольских хуннов.

[60] С 382 года договор о праве foedus всегда подразумевал, кроме статуса подданства варваров, передачу им для квартирования и надзора части имперской территории.

[61] В их союз входили самостоятельные племена силингов и асдингов.

[62] См.: Клауде Д. История вестготов. / Д. Клауде. – СПб: Евразия, 2002. – 286 с.

[63] Канва событий: Диснер Г.-И. Королевство вандалов. Взлет и падение. / Ганс-Иоахим Диснер. – СПб: Евразия, 2002. – 224 с.

[64] Причины описаны выше.

[65] Циркин Ю. Б. Античные и раннесредневековые источники по истории Испании. / Ю. Б. Циркин. – СПб: Издательство СпбГУ, 2006. – 360 с.

[66] Мюссе Люсьен. Варварские нашествия на Европу: германский натиск. / Люсьен Мюссе; пер. с фр. А. П. Саниной. – СПб: Евразия, 2008. – с. 42.

[67] Курсив наш! Цит. по: Ефименко А. Я. История украинского народа. / А. Я. Ефименко. – К.: Лыбидь, 1990. – с. 23. Ниже автор продолжает: «На славянах южнорусской территории влияния эти, непосредственно передаваемые кочевниками, отражались наиболее».

[68] Или воображение.

[69] Концептуальное изложение по сборнику статей: Гумилев Л. Н. Три китайских царства. / Л. Н. Гумилев. – М.: Алгоритм, 2011. – 272 с.

[70] Гумилев Л. Н. В поисках вымышленного царства. / Л. Н. Гумилев. – СПб: Азбука, 2014. – 480 с.

[71] Ермолова И. Е. Римляне и гунны. / И. Е. Ермолова. // Цивилизация и варварство. – №3. – 2014. – с. 215-221.

[72] Детализация концепции: Хизер Питер. Там же.

[73] Мельник В. М. Значение составного лука и гуннской конницы для трансформации военно-политической стратегии Римской империи. / В. М. Мельник. // Тези доповідей Третьої Міжнародної зброєзнавчої конференції (12-14 червня 2018 р.). – К.: Інститут історії НАН України, 2018. – с. 9-13.

[74] Хизер Питер. Там же.

[75] Гуннские грабительские набеги совершались кочевниками с целью сплочения своих подчиненных посредством создания экономического мотива для сплочения. Главную роль играло не ограбление, а дальнейшее распределение награбленного.

[76] Гуннское вторжение 430-х гг. отражено в эпической Песне о нибелунгах.

[77] Здесь высказываем собственное предположение.

[78] При условии сохранения хороших отношений римлян и гуннов.

[79] Люттвак Э. Н. Там же. – с. 88-90.

[80] В данном случае речь идет о Константинополе. Не будем забывать, что Константинополь официально именовался «Новым Римом» и был, к тому же, столицей восточной части Римской империи.

[81] Мюссе Люсьен. Варварские нашествия на Европу: германский натиск. / Люсьен Мюссе; пер. с фр. А. П. Саниной. – СПб: Евразия, 2008. – с. 36.

[82] Фактически конфедерации.

[83] Краткое изложение контекста в монографии: Норвич Джон. История Византии. История Венецианской республики. / Джон Норвич. – М.: АСТ: Астрель, 2011. – 960 с.

[84] С точки зрения римского публичного права.

[85] Округ Равенны и Рим – единственный регион, контролируемый Ромулом Августулом.

[86] Так как был сыном вождя племени скиров.

[87] Детальное изложение проблемы: Шипилов Д. Ф. О принадлежности Одоакру титула патриция. / Д. Ф. Шипилов. // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. История. Исторические науки. – 2008. – №76(1). – с. 402-407.

[88] Примечательно, что в данном случае речь шла о назначении!

[89] Положения, изложенные ниже, представлены нами на VIII Аркасовских чтениях (Николаевский национальный университет, Украина). См. дет.: Мельник В. М. Восточный римский император как правитель Запада: юридические примеры остготской и бургундской зависимости от Византии (480-526). / В. М. Мельник. // Аркасівські читання: історичні дослідження на сучасному етапі розвитку гуманітарної науки: Матеріали VIII Міжнародної науково-практичної конференції (27-28 квітня 2018 р.). – Миколаїв: МНУ імені В. О. Сухомлинського, 2018. – с. 78-80.

[90] Гумилев Л. Н. В поисках вымышленного царства. / Л. Н. Гумилев. – СПб: Азбука, 2014. – с. 198.

[91] Психологическая коллизия! Здесь возникает ощущение знакомства с ситуацией. Мало ли в современном мире существует примеров необразованных «управленцев»? Впрочем, некоторые варварские короли V века вероятно были умнее и мудрее многих сегодняшних политических деятелей.

[92] Вспомним незаконный захват Одоакром Далмации и Норика.

[93] Iord. Get., 291.

[94] Хотя остготы и были такими же арианами, как и другие германские варварские племена.

[95] Удальцова З. В. Италия и Византия в VI веке. / З. В. Удальцова. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1959. – с. 22.

[96] Хизер Питер. Там же. – с. 78.

[97] Cass. Var., 1.1.

[98] Iord. Get., 304.

[99] Cass. Var., 1.1.

[100] Об этом в цитируемой монографии пишет П. Хизер.

[101] Хизер Питер. Там же. – с. 78.

[102] Мюссе Люсьен. Там же. – с. 313.

[103] Cass. Var., 3.43.

[104] Анализ см. в цитированной монографии Л. Мюссе.

[105] В юридическом смысле она подчинялась восточноримскому императору. Кроме того, известно, что Теодорих никогда не пытался провозгласить себя императором Запада и даже не подписывался королем остготов. Его «королевский титул», использованный Кассиодором, крайне нейтрален. Он свидетельствовал о личном звании, что может быть объяснено административным характером обязанностей.

[106] Мюссе Люсьен. Там же. – с. 80-82, 314.

[107] Означавшим принятие Гундобадом римского гражданства!

[108] Эдикта о разделе империи на две части (395).

[109] Карфагенское королевство вандалов и аланов.

[110] Признание это, как видим, было всегда очень хрупким и ситуативным. Но, даже в случае с вандальскими пиратами, оно имело место.

[111] К примеру, Мюссе Люсьен. Там же.

[112] Эта догадка представляет только размышление, поскольку её не хватает даже для построения целостной гипотезы. В данном случае, мы отталкиваемся от персоны Теодориха Великого.

[113] Isid. Hisp., Ist., 90.

[114] Так официально называлась Суассонская область со времен западного императора Майориана (457-461).

[115] Лебек С. Происхождение франков. / С. Лебек. – М., 1993. – с. 45-51.

[116] Greg. Tur. Hist. Franc., II.38.

[117] Greg. Tur. Hist. Franc., III. См., например: Greg. Tur. Hist. Franc., III.25.